Леонид Глыбин - Дангу

Лхоба согласно кивнула:

— Бод-рха! Пусть так будет.

Дангу громадными прыжками помчался наверх по склону. Через некоторое время он догнал караван, неторопливо поднимавшийся по петлявшей дороге. Подбежав к Григорию и Дарье, которые теперь ехали рядом, о чем-то оживленно беседуя, он протиснулся между их лошадей и, положив руки на луки седел, не останавливаясь проговорил:

— Друзья! Мне нужно уйти. У меня важное дело. Я догоню вас на перевале. Там все караваны останавливаются на отдых. Скажите Парвезу!

— Ладно, сынок! — кивнул Григорий.

Дарья наклонилась к Дангу:

— Что произошло? Ты невесел и чем-то озабочен!

— Я… я… потом расскажу, — запинаясь, смущенно ответил он. — У меня сейчас нет времени, — и он прижался к ее лицу, неловко поцеловав. — Я должен идти.

— Зачем? — вскрикнула Дарья. — Я чего-то боюсь! У меня нехорошие предчувствия.

— Почему? Все идет хорошо! Завтра мы спустимся в Равнины.

— Сама не знаю, но у меня на сердце камень лег, когда ты сказал, что уходишь. Пусть даже ненадолго. И лошадь моя все спотыкается. Это плохая примета! Не хочу с тобой расставаться даже на мгновение, любимый мой Никитка, солнышко ты мое!

Она обвила его шею руками и покрыла все лицо поцелуями, горячими и влажными. Он улыбнулся, погладил ее по волосам. Потом другой рукой похлопал Григория по спине.

Обе лошади ушли вперед, а он так и остался стоять, затем шагнул в сторону, пропуская других лошадей каравана. Когда прошла последняя, он повернулся и побежал туда, где осталась Лхоба. Через несколько минут они уже мчались к Вангди. Они бежали часа два по едва заметным звериным тропам к одному из боковых северных ущелий вершины Татакути. Им приходилось то спускаться вниз, то подниматься, пересекая скалистые гребни, каменные осыпи, заросли колючих кустарников, обходя высокие скальные башни и минуя острова густого пихтового леса. Наконец Лхоба остановилась перед нагромождением больших каменных глыб.

— Вангди лежит здесь! — сказала она, присела и, навалившись на большой камень, с помощью Дангу отодвинула его в сторону. Открылся проход в небольшую пещеру из глыб, в которой было довольно светло, так как в щели между камнями проникал свет. Лхоба и Дангу пролезли внутрь. На толстой подстилке из пихтовых веток лежал умирающий Вангди. Глаза его были закрыты.

— Вангди неудачно охотился на вепря — джангли. Джангли притворился мертвым и набросился на Вангди, — тихо сказала Лхоба и сняла травяное покрывало.

Рана на животе Вангди была ужасна. Удивительно, как он еще жил. Даже Дангу, привыкший ко всякому, содрогнулся при виде ее. Он наклонился над раненым и положил руку ему на лоб, подержал и отнял. Вангди открыл глаза, встретился взглядом с Дангу и зашептал прерывающимся голосом:

— Вангди… стал… слабым и плохим… охотником. Вангди… состарился… джангли… распорол ему… жи… живот…

Он помолчал немного, собираясь с силами, и снова зашептал, часто дыша:

— Вангди уходит… навсегда… к покровителю Лха… Вангди очень хотел… еще раз посмотреть… на Данг-чи-канга… Вангди видит его… теперь можно… ухо… уходить…

Он попытался прикоснуться к Дангу, но рука его бессильно упала.

— Дангу был… хоро… хорошим сыном… — все тише и тише шептал Вангди. — Дангу и Лхоба… мо… могут… — Он закрыл глаза и неразборчиво продолжал что-то шептать, потом замолк. Губы Вангди еще беззвучно шевелились, голова завалилась набок и он окончательно затих навсегда.

— Ата Дангу и апи Лхобы ушел туда, к Лха, откуда не возвращаются, — тихо прошептала Лхоба.

Дангу кивнул. У него сжалось горло. Они посидели немного в тишине, каждый со своими мыслями, потом вылезли из пещеры и хорошенько завалили вход камнями. Постояли немного. Наконец Дангу тряхнул кудрями, словно прогоняя наваждение, и сказал:

— Теперь Дангу может немного рассказать своей ама о новой жизни среди ми.

— Прежде Лхоба хочет сказать, что у Дангу появилась подруга. Лхоба увидела это на лице своего Данг-чи-канга. Лхоба женщина. Лхоба понимает. Теперь Дангу навсегда забыл свою ама!

Дангу немного смутился, не ожидая от Лхобы такой проницательности. Подавив смущение, он сказал:

— Нет! Нет! Не забыл! Но Лхоба права. У Дангу появилась женщина из племени ми, которое называется русские. Ее имя — Дарья. Хочешь увидеть ее?

Лхоба согласно кивнула. Она ведь была, как всякая женщина, любопытна.

— Я много рассказывал ей про тебя и Вангди. У меня есть еще имя — Никита, и я тоже из русского племени ми.

— Ро, ро! (Да, да!) Бежим!

Не теряя больше времени, они бросились догонять караван и через два часа быстрого бега достигли высшей точки перевала Пир-Панджал. Это была ровная площадка, окруженная камнями, заросшими кустарниками караганы и можжевельника. С севера, со стороны Кашмирской долины, падишахская дорога поднималась на перевал очень полого, круто обрываясь бесконечными петлями вниз на юг, в сторону Равнин. Караван Парвеза расположился на отдых как раз перед самым спуском. Выйдя на перевал, Дангу и Лхоба услышали ржание лошадей, крики погонщиков. Выглянув из-за камней, они увидели людей совсем рядом.

— Лхоба дальше не пойдет! Лхоба боится ми. Их много.

— Но они мои друзья!

— Нет, нет!

— Ну хорошо! — согласился Дангу. — Твой сын пойдет и приведет сюда свою уми, пусть Лхоба подождет.

Лхоба согласно кивнула:

— Бод-рха!

Дангу перемахнул через камни и направился к каравану. Однако по мере приближения его ухо начало улавливать какой-то необычный шум. Люди часто и громко повторяли имя Дарьи. Они бестолково метались среди лошадей и груза. Дарьи он нигде не заметил. Сердце тревожно забилось. Увидев подходящего юношу, Парвез и Григорий, громко крича и заламывая руки, бросились к нему.

— Хай-май! Афсос! — возбужденно вопил Парвез, хватая Дангу за руку и дергая ее. — Горе нам! Дарья исчезла! Ее украли! Вавэйла! Увы! — Слезы текли у него из глаз, он рвал на голове волосы.

— Господи, помилуй! Господи, помилуй! — громко причитал Григорий, хватая Дангу за другую руку. — Исчезло солнышко наше ясное, умыкнул Дарьюшку бусурманин проклятый!

Он, не переставая, размашисто крестился.

Со всех сторон к ним сбегались погонщики и сипаи, образовав вокруг юноши целый хор кричащих и воющих людей. Дангу словно окаменел. Одна беда тянет за собой другую. Он горестно воздел руки, зашатался, в глазах поплыли разноцветные круги, весь мир на несколько мгновений перестал для него существовать. Дангу больше ничего не видел и не слышал.

— Мы расположились лагерем, — как сквозь туман стал наконец доноситься до его слуха горестный рассказ Парвеза, — здесь на перевале, чтобы отдохнуть и подождать тебя, раджа! Каждый был занят своим делом. Кто ел или пил, кто перевьючивал лошадь. И вдруг все услышали ужасный женский крик — вон там, где те красные камни и где дорога начинает спускаться вниз в Равнины, — он указал рукой на клубящиеся под ногами облака. — Это кричала рани Дарья.