Владимир Нефф - У королев не бывает ног

Историческая проза имеет в чешской литературе богатую традицию, начиная с эпохи романтизма. Крупнейший чешский поэт-романтик Карел Гинек Маха (1810 — 1836) намеревался создать цикл романов из догуситской эпохи, чему помешала его безвременная смерть. Исторический жанр первенствовал в развитии чешского романа второй половины XIX века. Популярны были многочисленные исторические произведения Вацлава Бенеша Тршебизского (1849—1884). К вершинам чешского критического реализма принадлежат романы Алоиса Ирасека (1851—1930), в ярких образах воссоздавшего многострадальную историю Чехии — от древних времен и гуситства до Национального возрождения.

В XX веке новатором в историческом жанре выступил Владислав Ванчура (1891—1942). В его романе о средневековых рыцарях-разбойниках «Маркета Назарова» (1931) достоверность описания эпохи сочетается с романтической легендой, с утверждением идеала свободного и жизнерадостного человека. В годы оккупации Чехословакии, стремясь поднять дух соотечественников, Ванчура пишет грандиозные «Картины из истории народа чешского» (I т. — 1939; II т. — 1940; работу над третьим оборвала гибель писателя от рук фашистов) — своеобразную поэтическую летопись старой чешской истории, рассказанную словно бы от лица непосредственного свидетеля событий. И здесь Ванчура сохраняет верность ренессансному идеалу человека: таков летописец Козма — любитель отменной еды и красочного латинского стиля.

В чешском историческом романе первого послевоенного десятилетия, отмеченного размахом эпических жанров, ведущее положение заняла тема революционной борьбы рабочих и вообще массовых народных движений прошлого. Борьбе за социализм и Чехии посвятил цикл романов видный деятель компартии Антонин Запотоцкий (1884—1957), широко использовавший в своих книгах автобиографический материал и документы. Из исторических романов о более отдаленном времени можно назвать «Край чашников» (1945) Вацлава Каплицкого (1895—1982) — о гуситском движении, его же «Четвертое сословие» (1952) — о бунте сельской бедноты в период Тридцатилетней войны и др.

«Српновские господа» Неффа отразили некоторые общие черты чешской исторической прозы тех лет: Нефф повествует о нещадной эксплуатации крестьян феодалами в эпоху последних королей из чешской династии Пршемысловичей (конец XIII — начало XIV века), о вызревании народного протеста. Но если признанным образцом художественного воплощения чешской истории тогда был А. Ирасек, то автор «Српновских господ» подчеркнуто присоединяется к традиции, заложенной В. Ванчурой, создает своего рода «картины» из истории чешского народа. Роман состоит из четырех объемистых глав, воспроизводящих в форме хроники историю хозяев замка Српно и их подданных, а язык романа слегка стилизован под летопись. Ванчуровского Козму напоминает неффовский священник Ченек Коята, который «жил праздно и весело, попивая доброе розовое вино… и описывая на латыни… хронику своей долгой жизни и событий, которые происходили вокруг».

При всем том Нефф создает особый жанровый вариант исторического романа, отдавая предпочтение художественному вымыслу перед строгими историческими фактами. Где-то на не прописанном заднем плане мелькают подлинные исторические лица — короли, полководцы, но все главные действующие лица романа вымышленные, что дает писателю большую свободу в воспроизведении самой логики исторического процесса.

Среди владетелей Српна бывали люди смелые и решительные, но неотъемлемыми их качествами всегда оставались жестокость, алчность, вероломство. Пан Одолен, человек по натуре вроде бы и добрый, за выступление в защиту справедливости обрекает на голодную смерть в башне своего побочного сына Петра Пудивоуса, не раз отличившегося в военных походах. Простые люди считают Петра святым, называют себя «петровцами», восстают против господ и терпят поражение. Но остается в живых сын крестьянского вожака Прасколы епископ Петр — значит, не погаснет пламя народного бунта.

В движении «петровцев» Нефф стремился отобразить причины и особенности чешского гуситства, понимаемые в свете марксистского учения. Можно признать, что подчас экономические проблемы автор разъясняет излишне пространно, в чем, несомненно, проявилось «усердие неофита», но все же это частный недостаток романа. Книга в целом написана живо, с неизменной иронией. Вот как рассказывается, например, о рождении Одолена: «В середине XIII века казалось, что род хозяев Српна прекратится по мужской и женской линии, ибо пани Элишка… была бесплодной вплоть до сорока двух лет. Но когда все перестали надеяться, что она принесет потомка своему мужу, благородному задумчивому пану Добиашу, Элишка чудесно зачала благодаря орошенной слезами Пресвятой Богородицы щепке от креста, которую возложил на ее пустующее лоно пилигрим из святых мест, случайно гостивший в замке, и произвела на свет мальчика, необычайно крупного и сильного…» Ирония, насмешка снимают дидактичность повествования, вносят в него идущее от Ванчуры умение чувствовать радость жизни, даже если она очень бедна.

«Српновские господа» открыли наиболее плодотворную в творчестве Неффа линию исторической романистики. Эту линию продолжила пенталогия, над которой он работал с середины 50-х годов: «Браки по расчету» (1957), «Императорские фиалки» (1958), «Дурная кровь» (1959), «Веселая вдова» (1961) и «Королевский возничий» (1963). Опираясь на историю собственного рода, писатель прослеживает здесь судьбы пражских буржуазных семейств Борнов и Недобылов с середины прошлого века до 1945 года.

Чешский исследователь Благослав Докоупил в обстоятельной монографии «Исторический роман 1945—1965» (1987) следующим образом определяет место этой пенталогии в литературном процессе: «Неффовский цикл порожден ситуацией в чешской исторической прозе на рубеже двух этапов ее развития и представляет собой успешный в художественном отношении синтез двух противоположных тенденций: документалистского отображения важных периодов нашего прошлого в их классовой диалектике, что было характерно для первой половины пятидесятых годов, и стремления дать углубленный, психологически неупрощенный образ человека, что отличает прозу второй половины десятилетия».

Писатель добивается скрупулезной точности в изображении общих контуров эпохи и отдельных деталей. Указываются точные даты не только крупных событий, например, начала или окончания войны, но и таких, как железнодорожная катастрофа, в которой погибают героини первого романа Лиза и Валентина. В пенталогии наряду с реальными историческими лицами, как, например, во втором романе — основатель патриотического просветительного общества В. Напрсток, выступают вымышленные герои, имеющие, как правило, реальных прототипов. Самостоятельная линия во всех романах — история города Праги, расширение ее территории, ее застройка, изменения городского быта.