Владимир Нефф - У королев не бывает ног

Придя в себя, Петр испытал вполне приятное чувство от медленного движения и покачивания и вскоре понял, что это медленное движение и покачивание ощущается потому, что лежит он на грубо сбитых полевых носилках, которые спереди, у него в ногах, несет мужчина в темно-серой форме, с остроконечным шлемом на голове и в кольчуге без рукавов — точно так же были одеты стражники, арестовавшие его во дворце господина Лодовико Пакионе и бесцеремонно переправившие в тюрьму. Начальник этих грубиянов, верзила с подковообразными усами, обрамлявшими огромный рот, шел по правую сторону от носилок. Увидев, что Петр открыл глаза, он произнес следующее:

— Никаких волнений, господин да Кукан, лежите спокойно и не двигайтесь, я послал за доктором, это личный лекарь господина начальника крепости, у него золотые руки, он вас осмотрит и сделает все необходимое.

Это же юмор палачей, ирония невежд, подумал Петр. Он знал понаслышке, что, когда несчастного приговоренного волокут к месту пыток, палачи имеют обыкновение отвратительно шутить. «Ну, ребята, постарайтесь, чтобы господин в нашей славной компании не соскучился», — говорили они, привязывая осужденного к лестнице, или: «Согреем его, беднягу, а то он дрожит от холода», — приговаривали мучители, собираясь подпалить своей жертве бок горящим факелом. Нечто в том же духе происходит теперь и с Петром: «врачом с золотыми руками», который сделает для меня все необходимое, начальник стражи, безусловно, назвал главного палача, особенно жестокого и гораздого на выдумки изверга. Положение Петра действительно представлялось ужасным; то обстоятельство, что им было известно его имя, очевидно, могло свидетельствовать о том, что обвиняют его не только в краже безыменного аккредитива, но также — чего он больше всего опасался — и в убийстве герцога Танкреда, и в этом случае у него уже никогда не будет возможности оправдаться и свернуть шею Джованни Гамбарини, а также отомстить ему за подлую, злодейскую измену. Его вдруг охватила такая ярость, что он почувствовал себя сильным и совсем здоровым. Будь что будет, а мне ничто не помешает умереть, как подобает мужчине, сказал он себе, и сел на носилках.

— Остановитесь, — сказал он стражникам, которые несли его. — Видно, вы не знаете Петра Куканя из Кукани, если думаете, что прыжок с вашей дурацкой башенки повредил его здоровью.

Начальник снисходительным жестом дал понять стражникам, чтобы они, не обращая внимания на бред больного, осторожно несли его дальше, но тут сзади послышался знакомый голос:

— Eh bien [128], вы разве не слышали, что вам приказал monsieur de Cucan? [129]

Петр выскочил из носилок, обнаружив при этом, что, если не считать отшибленной задницы, других серьезных повреждений у него нет, и увидел капитана д'Оберэ, который, дружески улыбаясь, стоял на своих аистиных ногах в обществе маленького худощавого патера с желтоватыми мешками под глазами, затененными остроугольной шляпой, какие носят иезуиты. Петр на радостях крепко, по-мужски обнял капитана.

— Действительно, как я уже однажды сказал, общение с вами никогда не утомляет однообразием, mon fils, — заметил капитан. — Просто глазам не верится, что я вижу вас живым и невредимым.

— Господь в своей беспредельной доброте и справедливости пожелал, чтобы господин де Кукан остался невредим, совершив свой отважный прыжок, — произнес патер ясно и отчетливо, но с сильным испанским акцентом. — Благодарим вас, господин из Кукани, за то великолепное зрелище, которое вы явили нам своим побегом из тюрьмы, это было вдохновляющее подтверждение вашей невиновности, вы избежали дьявольских сетей. Я видел ангелов, которые поддержали вас во время падения и уберегли от неправедной смерти, как Даниила, брошенного в ров к львам, о чем в Писании сказано — «и никакого повреждения не оказалось на нем, потому что он веровал в Бога своего». Вы убежали из башни, благородный юноша, так пусть же эта башня станет символом вашей будущей жизни, и постигнете вы смысл слов Священного писания: «Башнею поставил Я тебя среди народа Моего, столпом, чтобы ты знал и следил путь их». Чему вы улыбаетесь, молодой человек?

— Тому лишь, — сказал Петр, — что башня из Книги Пророка Иеремии, которую вы только что цитировали, имеется и в другом варианте стиха из того же пророчества, и звучит он примерно» так: «Я поставил тебя ныне укрепленным городом и железным столбом… против царей… против князей… против священников… земли сей».

Иезуит помрачнел.

— Ну, — сказал он немного погодя, — если вы чувствуете себя здоровым, господин из Кукани, — очевидно, это так и есть, — тогда нет смысла здесь задерживаться, а лучше отправиться дальше.

Петр опять заподозрил неладное.

— Куда именно? — спросил он.

— К папе, parbleui — ответил капитан.

— Да, именно так, — подтвердил иезуит. — Его Святейшество пожелали лицезреть вас и благословить как весьма заслуженного и действующего в высших интересах святой церкви человека.

Хозяин трех крепостей, как называл себя начальник тюрьмы, куда был заключен Петр, испанский дворянин Бласко Аббондио де Асеведо, предоставил в распоряжение бывшего узника свою ванную комнату в первом этаже крепости, чтобы он привел себя в порядок и приготовился к предстоящей аудиенции у папы; а пока Петр мылся у каменной кадки, в которую вода стекала по трубочке, торчащей из стены, капитан д'Оберэ, усевшись на голую лавку, где обычно дону Бласко Аббондио делали массаж, со всеми подробностями рассказывал о том, что произошло за три дня, прошедшие после ареста Петра, вернее, что он, капитан д'Оберэ, за это время предпринял для спасения своего молодого друга и в чем преуспел, стараясь, — конечно, часто безуспешно, потому что из предосторожности вынужден был говорить обиняками, — объяснить, почему Его Святейшество ни с того ни с сего милостиво обратили свой взор на потерпевшего крушение бедного неудачника, каким был Петр, да к тому же еще похитителя аккредитива.

Оказалось, что первым демаршем капитана был визит к банкиру Лодовико Пакионе, которого он намеревался уговорить, предложив ему взятку — оставшийся у него тигелек с окрашенным свинцом — за то, что тот объявит, что произошло недоразумение, ошибка, и признает, что Петр невинен и чист, как цветок лилии. Однако великий mercator christianus, que sa face se couvre de pustules, чтоб его лицо покрыли чирьи, когда капитан прибыл в его комфортабельно-хвастливый дом, вел долгие переговоры с разными заморскими купцами, потом отправился на какой-то совет, а после него сразу же уехал и вернулся только через два часа, так что капитан д'Оберэ был вынужден ждать его почти до самого вечера; когда же наконец банкир его принял, он вовсе не прельстился блестящим предложением капитана и вместо ответа позвал слуг и приказал вывести его из дома.