Владимир Нефф - У королев не бывает ног

— Иоаннес или Иоганнес, — ответил Петр, — на языке моей родной Богемии Ян или Янек, муж весьма ученый и благородный.

— Верно, mi fili, — сказал папа, — о его учености и благородстве я ничего не знаю, но мне известно, что человека, которого двадцать один год тому назад император в благодарность за его службу одарил прибавлением к имени слов «из Кукани», звали Янеком, что, без сомнения, значит Иоганнес; а этого, не имея в распоряжении моей канцелярии, не может знать человек, не состоящий с ним в родстве. Итак, пока все совпадает.

Зато дальше порядок нарушится, подумал Петр, и при этой мысли по спине у него побежал холодок.

— Расскажи-ка мне теперь, меня это очень интересует… — сказал папа.

Вот оно! — мелькнуло в голове у Петра. Папа продолжал:

— Как это ты, сын земли, отсюда весьма удаленной и мало чем известной, разве лишь своей отъявленной ересью, очутился здесь, и каким образом ты, чужестранец, так живо вмешался в политическую жизнь страмбского государства?

Папа уселся поудобнее и, подперев щеку тремя поднятыми пальцами правой руки, как это делают в театре или в концерте, приготовился слушать.

Петр поколебался, не зная, с чего начать, а затем заговорил:

— Моя история настолько запутана, невероятна, исполнена отчаяния и горечи, Pater Beatissimus, что я осмеливаюсь изложить ее Вашему Святейшеству только после того, как Вы сами пожелали этого. По словам святого Августина, ничто на свете не происходит само собой и безо всякого умысла, и за всем, что случается даже с самой ничтожнейшей тварью в человеческом муравейнике, следует предполагать высшие намерения Провидения. Но до сих пор — увы! — слабым своим разумом я не могу постичь смысл ударов и роковых превратностей, которые преследовали меня всю мою жизнь, и, главное, я не в состоянии понять, отчего я, стараясь поступать хорошо и правильно, всегда вступал в конфликт с правителями, которые вершат судьбами народа.

— С герцогом Танкредом, например, — произнес папа благосклонно, — но ты не придавай этому значения, mi fili, герцог Танкред был плохим повелителем и свой бесславный конец заслужил вполне.

— Я не имею в виду покойного герцога Танкреда, — сказал Петр, — ведь этот вельможа так мало значил среди властителей; я говорю о величайших из великих мира сего, перед тронами которых мне суждено было предстать, о Его Величестве императоре, недавно почившем, и теперь — о Вашем Святейшестве, Pater Beatissimus.

— Если бы я не был убежден, что ты человек разумный, mi fili, — заметил папа, — то счел бы твои слова бессмысленной болтовней. И ты смеешь утверждать, что ты, юнец, едва достигший двадцатилетнего возраста, вступил в конфликт с покойным императором и что тебе довелось стоять перед его троном так же, как ты сейчас стоишь перед троном Моего Святейшества?

— Так это и было на самом деле. Pater Beatissimus, — ответил Петр, — за исключением того, что Его Величество император, когда я стоял перед ним, по чистой случайности сидел не на троне, а на самом обыкновенном кресле.

— Как это случилось? — спросил папа все еще недоверчиво.

— Началось все с того, — ответил Петр, — что мой отец, как уже сказано, алхимик, изготовил так называемый Философский камень, вещество, с помощью которого можно обычный свинец превратить в металл, ни весом, ни твердостью, ни температурой плавления, ни блеском, ни цветом, — словом, ничем не отличающийся от чистого золота.

Папа, развеселясь, щелкнул пальцами и произнес по-итальянски:

— Ах, хотелось бы мне иметь такой Камень, потому что помни, mi fili, беспорядочность и неустроенность человеческих отношений возникает из-за того, что правителям, стремящимся воплотить свои мудрые и справедливые замыслы, — как, например, мое намерение покорить мятежную Венецию, — для этого обычно не хватает денег.

Петр изящно поклонился и тоже перешел на итальянский.

— Я хорошо помню изречение маршала Тривульцио, что для ведения войны необходимы три вещи: во-первых, деньги, во-вторых, деньги и, в-третьих, опять-таки деньги. Это знал и мой отец, и потому его мнение было совершенно противоположным убеждению Вашего Святейшества. Он как раз считал, что, если Философский камень попадет в руки правителей, он принесет людям не благословение и изобилие, а несчастье и нищету. Покойный император страстно желал получить этот Камень, потому что ему не хватало денег для покорения мятежного брата и мятежных сословий, так же, как Вам, Pater Beatissimus, не хватает денег для покорения мятежной Венеции.

— Твое сравнение не слишком удачно, mi fili, мои намерения покорить Венецию справедливы, политика же императора была несправедливой и даже преступной.

Петр наклонил голову.

— Прошу, Ваше Святейшество, простить меня за неуместное сравнение, виной тому мой недостаточный кругозор и отсутствие опыта.

— Так и быть, — сказал папа, — но продолжай дальше.

Итак, Петр подробно и в соответствии с правдой рассказал о страшной аудиенции в императорской астрологической обсерватории и о том, что с ним случилось после смерти отца до самого момента освобождения из Српновской крепости.

— Ваше Святейшество, — сказал он под конец, — упомянули о моем вмешательстве в политическую жизнь Страмбы, так я позволю себе заметить, что до этого мне предопределено было вмешаться в политическую жизнь чуть ли не во всемирном масштабе. Мне представляется бесспорным, что помешательство, из-за которого Его Величество император лишился трона, было вызвано его отчаянием от сознания невозможности получить Философский камень, ибо он был убежден, и не без основания, что Камень где-то спрятан. Поэтому я без преувеличения могу сказать, что перемену на императорском троне вызвали мы, мой отец и я, точнее говоря, я один, потому что, не будь моего несчастного поединка, император ничего бы не узнал об изобретении отца.

Папа развлекался уже совершенно откровенно.

— Ах, какая ужасная история, — сказал он, — ее нельзя слушать без волнения, потому что нет ничего более скорбного для сердца христианина, чем известие о несчастии, которое подействовало на кого-либо с такой силой, что он не увидел для себя иного выхода, кроме как покончить жизнь самоубийством, и тем сам себя осудил на вечные муки. Однако случилось это уже так давно, что мы волей-неволей воспринимаем все, словно трагедию, разыгрываемую на театральных подмостках, и, хотя она печалит нас, вывод, который ты делаешь из этого, mi fili, будто бы именно из-за тебя произошли изменения на императорском троне, вызывает у нас непреодолимое желание смеяться.

Папа закрыл свои прищуренные глазки и, сложив руки на животе, некоторое время от души смеялся.

— Ну, твоя аудиенция у одного из величайших представителей светской власти была довольно страшной. Зато я надеюсь и убежден в том, что аудиенция, которую ты получил ныне у наместника Бога на земле, вознаградит тебя за все тяжелые испытания, о которых ты мне поведал.