Деннис Уитли - Шпион по призванию

Роджер решил; что наконец получил ключ к тайным планам месье де Рошамбо. Маркиз не намеревался ввергать Францию в войну, которая привела бы ее к финансовому краху. Вместо этого он стремился раз и навсегда обеспечить полновесное французское влияние в Соединенных провинциях, не только поощряя, но и финансируя революцию.

Роджер слышал достаточную часть переговоров, чтобы понять, что деньги предназначены для выплаты республиканским добровольческим отрядам, созданным в большинстве голландских городов, так как осторожные бюргеры не стали бы бросать дела и браться за оружие против штатгальтера, если им не гарантируют компенсацию расходов.

Тот факт, что маркиз и его друзья, по-видимому, не замышляли развязать общеевропейскую бойню, доставил Роджеру изрядное облегчение. Гражданская война — совсем другое дело, и он не чувствовал, что она способна подвергнуть страну опасности или серьезно ослабить ее позиции. Британский престиж в Соединенных провинциях был настолько низок, что ему едва ли грозило опуститься еще ниже. Друг Британии, слабый и бездарный штатгальтер в течение многих месяцев обладал лишь незначительной властью над меньшинством его городов, поэтому его свержение вряд ли могло бы ощутимо воздействовать на ситуацию. Самым главным было то, чтобы голландские порты не попали в руки Франции, но этого не могло произойти без развязывания международных конфликтов, которые сейчас выглядели маловероятными.

Неприятности короля далеко не закончились с роспуском Собрания нотаблей. 12 июля некоторые члены парижского парламента первыми предложили созвать Генеральные штаты, не заседавшие уже сто семьдесят три года, и заявили, что только они имеют право устанавливать новое налогообложение. 19-го числа парламент подтвердил слова делом, отказавшись ратифицировать королевский эдикт о новых налогах. Парламент фактически являлся всего лишь судебным органом и не мог сам издавать законы, но он обладал своего рода правом вето, так как никакая мера, предписанная королем, не считалась законом без парламентской ратификации.

Архиепископ Тулузский, новый советник короля, оказался абсолютно неспособным справиться с ситуацией, и монарх, как всегда стремившийся сделать как лучше, но колебавшийся между полудюжиной различных методов, был в конце концов убежден более толковыми советниками назначить заседание в королевском присутствии. К этому средству не прибегали много лет; оно заключалось в формальной церемонии, на которой присутствовали высшие государственные чины, и король, обращаясь к ним с трона, выражал свою волю, исполнение которой было обязательным.

9 августа такое заседание собралось в Версале, и король официально приказал парламенту зарегистрировать эдикты. Тем не менее парламент ответил отказом и потребовал созыва Генеральных штатов. Такая ситуация никогда не возникала прежде, и 16-го числа зашедший в тупик король выслал парламент в Труа, надеясь, что эта исключительная мера сломит его сопротивление.

Недельное изгнание не возымело действия, и 23 августа король послал двух своих братьев насильственно зарегистрировать эдикты, касающиеся гербового сбора и земельного налога. Весь месяц Париж пребывал в брожении, которое, наконец, вылилось в открытый бунт; гвардейцев графа д'Артуа атаковали, и много людей было ранено.

Роджер каждый день слышал о тревожных событиях. Если бы он серьезно задумался о них, то мог бы осознать, что многочисленные кризисы, быстро следующие друг за другом и достигшие кульминации в нападении толпы на свиту принца, являются не чем иным, как первыми признаками грядущей революции, которую предвидели многие его друзья. Но его ум и сердце занимало только мрачное будущее, которое, если что-нибудь не сделать для его предотвращения, вскоре ожидало его любимую Атенаис.

Он автоматически сортировал депеши, продолжавшие прибывать из Голландии, но мало обращал внимания на их содержание, как и на совещания, часто проводимые маркизом по поводу этих извещений. Летний лагерь для лучших полков французской армии, как и планировалось ранее, был сформирован во Фландрии, и командование этими небольшими, но весьма эффективными силами поручили брату маркиза, графу де Рошамбо, который был опытным полководцем и командовал последним французским экспедиционным корпусом, посланным в Америку для помощи колонистам в их войне за независимость с Британией. Месье де Кастри отдал секретное распоряжение лучшим кораблям французского флота собраться в Бресте и быть готовыми к выходу в море через двенадцать часов после приказа.

Роджер должным образом пересылал военную информацию мистеру Гилберту Максвеллу, но немного опасался, что она может ввести в заблуждение британское правительство, так как лично он не сомневался, что все эти меры не более чем блеф. Ему было абсолютно ясно, что маркиз изо всех сил стремится избежать войны, и Роджер боялся лишь того, что Пруссия вмешается в дела Соединенных провинций, оказав военную помощью штатгальтеру прежде, чем республиканцы успеют совершить coup d'etat 124и поставить Европу перед fait accompli 125.

Фридрих Вильгельм II стал чуть более воинственным и двинул часть войск к голландской границе, но маркиз не сомневался, что король Пруссии не жаждет воевать, и, очевидно, считал, что лучшим для Франции способом удержать его от переброски войск через границу была бы демонстрация аналогичной готовности и куда большей концентрации сил.

Атенаис теперь часто бывала в Париже, так как, притворяясь смирившейся с устроенным для нее браком, заказала роскошное приданое, что заставляло портных, скорняков и шляпников посещать ее несколько раз в неделю и отнимать у нее по нескольку часов времени.

Мадам Мари-Анже давно привыкла к странной причуде своей подопечной рыться в коллекции старых игрушек и книг в игровой комнате и, так как ее бедро все еще побаливало, никогда туда не поднималась. Поэтому начиная с конца июля Атенаис и Роджер встречались там по крайней мере раз, а иногда и два раза в неделю.

Поклявшись не предпринимать опрометчивых действий, не посоветовавшись друг с другом, Роджер и Атенаис оказались в тупике. При каждой встрече они старались отогнать с помощью объятий и поцелуев мысли о неминуемом приближении рокового дня.

Рана месье де ла Тур д'Овернь заживала хорошо, и к середине августа он смог выходить, но все еще привязывал правую руку к боку, дабы резкое движение опять не открыло рану. Роджер часто навещал его, и они вновь и вновь говорили о мрачной участи Атенаис. Виконт по-прежнему не подозревал, что Роджер тайно видится с девушкой, но знал, что он любит ее, и оба тщетно ломали голову над тем, как спасти Атенаис от кошмарного брака с месье де Келюсом. Месье де ла Тур д'Овернь охотно вызвал бы квартерона снова, но граф, уже одержав над ним верх, не был обязан вторично принимать вызов, и в любом случае рана виконта делала возможным второй поединок лишь спустя много времени после предстоявшей свадьбы.