Деннис Уитли - Шпион по призванию

Роджер снова поклонился:

— Я не мог поступить иначе, мадемуазель, и так как монсеньор сердит на меня за долгую задержку, ваше письмо умерит его недовольство.

— Надеюсь. — Перебирая пальцами ленты кофты, она неуверенно добавила: — Вы хотели что-то мне сказать перед отъездом?

— Только то, мадемуазель, как я счастлив, что вы поправились после болезни и нуждаетесь лишь в отдыхе, чтобы полностью восстановить ваше здоровье.

— И больше вам нечего сказать?

— Увидев вас, я благодарю Бога за то, что Он сохранил вашу красоту.

Ее слова вновь прозвучали несколько неопределенно:

— Благодаря Его милосердию, месье, я обязана этим вам. И так как вы не обнаруживаете желания затрагивать тему, касающуюся нас обоих, это придется сделать мне.

Сердце Роджера бешено забилось, когда она опустила глаза и продолжала почти шепотом:

— В ту ночь, когда вы прибыли сюда, я сделала ужасную вещь, и с вашей стороны весьма великодушно, что теперь, когда я выздоровела, вы избавили меня от ваших упреков. Поцеловав меня, когда я лежала в жару, вы чудом не заразились оспой.

— Это была моя вина, — мягко произнес Роджер, обезоруженный таким внезапным проявлением чувств. — Я должен был дождаться более подходящего момента, чтобы попросить прощения за то, что произошло раньше. Вы были в полубреду и не знали, что делаете. Умоляю больше не думать об этом.

— Но я должна думать. Я знаю, что вы любите меня по-настоящему и что я не заслужила этого, будучи к вам так жестока и сурова.

— Пожалуйста! — взмолился Роджер, не смея взглянуть на нее. Но она подняла глаза и заговорила более твердо:

— Я могу исправить это только одним способом. Чтобы стереть воспоминания о других поцелуях, вы можете, если хотите, поцеловать меня снова.

Дрожа всем телом, Роджер взял девушку за руку, а другой рукой обнял ее за плечи. Склонившись к ней, он сделал глубокий вдох, но, когда она приблизила свое лицо к нему, прошептал:

— Нет, я не сделаю этого ради себя одного, а только в том случае, если вы тоже этого хотите

— Конечно хочу, Роже! — внезапно воскликнула Атенаис, обвивая своими нежными руками шею Роджера и прижимая губы к его губам.

На несколько секунд они застыли в безмолвном объятии, потом девушка тихо заплакала.

— Почему ты плачешь, любимая? — пробормотал Роджер, слегка отодвинувшись.

— Потому что я так счастлива, — всхлипывала она, — и в то же время так огорчена.

— Что огорчает тебя, моя принцесса?

Сдерживая слезы, Атенаис улыбнулась ему:

— То, что я хотела бы стать твоей принцессой, но, каких бы успехов ты ни достиг, мой дорогой младший сын мельника, мы никогда не будем вместе.

— Значит… значит, ты любишь меня? — выдохнул Роджер.

— Всем сердцем, — кивнула Атенаис. — Только глупая гордость не позволяла мне признаться в этом раньше. Годами я мечтала о тебе как о моем верном рыцаре.

Они снова поцеловались не один, а множество раз, и следующие полчаса в комнате не было слышно ничего, кроме нежных признаний.

Наконец Атенаис сняла руки с плеч Роджера и мягко отодвинула его от себя.

— Пришло время расставаться, — вздохнула она, — иначе любопытство сестры Анжелики пересилит ее благочестие.

— Так скоро! — запротестовал Роджер. — Нет, она еще будет долго молиться, а я должен сказать тебе еще тысячу вещей.

— И я тебе. Но чтобы она не застигла нас врасплох, мы должны быть осторожны, так что ты лучше сядь на тот стул, как будто мы и впрямь обсуждаем дела.

Атенаис стала приводить себя в порядок, а Роджер уселся и спросил:

— Скажи, любимая, каковы твои планы и когда я смогу увидеть тебя вновь?

— В Париж я приеду только после Нового года, — ответила она. — В письме отцу я прошу его позволения отправиться, когда я полностью выздоровею, в замок моей тети в Сен-Брие. Это идея мадам Мари-Анже. Она сообщила о ней в одной из записок, которые присылает мне каждый день. Хотя близится зима, морской воздух поможет моему выздоровлению, так что отец, безусловно, согласится.

— А когда ты приедешь в Париж, мы сможем найти способ видеться наедине?

— Надеюсь. Конечно, теперь, когда мне семнадцать, отец устроит для меня выгодный брак. Но я вряд ли выйду замуж до лета, а тем временем мы будем жить под одной крышей.

— Одна мысль о твоем замужестве внушает мне ужас, — вздохнул Роджер. — Жестокая судьба поставила между нами слишком много преград.

Атенаис покачала головой и улыбнулась:

— Не думай об этом. Какой прок сетовать на то, что предопределено Богом? Я очень рада, что ты добился успеха, завоевав доверие моего отца, но отсутствие у тебя герба и земли делает брак между нами абсолютно невозможным.

Роджер склонился вперед и снова взял ее за руку:

— Слушай меня, любимая. У меня в самом деле нет ни земли, ни денег, кроме тех, которые платит мне твой отец, но я благородного происхождения и имею право носить шпагу. Я бы рассказал тебе об этом раньше, но мне не представлялось возможности, и до сих пор я боялся, что ты мне не поверишь.

Дрожа от возбуждения, Атенаис слушала рассказ Роджера о том, почему он покинул Англию и скрыл от нее правду при их первой встрече.

— Как странно, — пробормотала она, когда Роджер умолк. — Только подумать, что моя нелепая кукла заставила тебя так долго скрывать, что ты англичанин. Это еще больше похоже на волшебную сказку, чем то, что мой младший сын мельника внезапно превратился в шевалье.

Хотя Роджер знал, что ступает на зыбкую почву, блеск глаз возлюбленной побудил его спросить:

— Думаешь, если я открою правду твоему отцу, он сможет счесть меня достойным просить твоей руки? Конечно, нам придется ждать несколько лет, но если он даст согласие, я смогу за это время заработать достаточно денег, чтобы купить поместье.

— Нет, Роже, — печально промолвила Атенаис. — Выкинь эти мысли из головы. Мой отец никогда не согласится, чтобы я так долго оставалась незамужней. Кроме того, он намерен выдать меня за представителя одной из лучших семей Франции, так что даже если свершится чудо и король завтра сделает тебя графом, отец все равно не сочтет тебя подходящим мужем для меня. К тому же все англичане протестанты, не так ли?

— Не все, но значительное большинство, и я в том числе. Я посещал церковь Сен-Мелен, только чтобы видеть тебя, и ходил в другие католические церкви во Франции, чтобы меня не сочли неверующим.

— А ты согласился бы стать католиком?

Этот вопрос никогда не приходил ему в голову, а учитывая его воспитание, такой шаг выглядел ужасным.

— Я… я никогда не думал об этом, — пробормотал Роджер. — Но боюсь, мне было бы трудно сменить религию.

— Вот видишь! — Она стиснула его руку. — Даже без запрета отца я никогда бы не смогла выйти замуж за еретика. То, что мы не можем пожениться, предопределено Небом, так что нам лучше смириться с этим.