Стенли Уаймэн - Под кардинальской мантией

— Наверх! Идем наверх!

Он не медлил, и мы пустились бежать в гору, потея от чрезмерных усилий и слыша, как приближается отряд, маршировавший внизу по дороге. Несомненно, они точно знали, куда идти. Пройдя шагов пятьдесят или около того, мы вынуждены были остановиться, и, оглянувшись, я увидел их фонари, мерцавшие в темноте, подобно светлякам; я слышал даже бряцание их шпаг. Я приходил к заключению, что шалаш находится внизу и что мы отдаляемся от него. Но теперь было поздно возвращаться назад — они были уже у стога — и, охваченный отчаянием, я снова обернулся к холму. Пройдя шагов десять, я споткнулся и упал. Поднявшись на ноги, я снова пустился вперед, но тотчас снова споткнулся. Тут только я понял, что иду по ровной земле. И что это такое передо мной? Вода или какой-то мираж?

Ни то ни другое. Я схватил своего спутника за руку, как только он поравнялся со мною, и остановил его. Перед нами была впадина, и там виднелся свет, который вырывался из какого-то отверстия и дрожал в ночной мгле, точно бледный фонарь сказочного гнома. Он сам был виден, но не освещал кругом ничего; это была просто искорка света на дне черной котловины. Тем не менее я сразу воспрянул при виде него: я понял, что наткнулся именно на то, что искал.

При обыкновенных обстоятельствах я тщательно обдумал бы свой следующий шаг и осторожно приступил бы к его выполнению. Но здесь некогда было думать; не было времени откладывать. Я спустился по крутизне холма и, как только стал ногой на дно ямы, подскочил к двери маленького шалаша, откуда проникал наружу свет. Второпях моя нога подвернулась на камне, и я упал на колени на пороге хижины. Благодаря этому падению, я очутился лицом к лицу с человеком, который лежал в шалаше на куче папоротника.

Он был погружен в чтение. Испуганный произведенным шумом, он бросил книгу и протянул руку к оружию. Но я успел предупредить его и навел на него дуло своего пистолета. Из той позы, в которой я застиг его, ему было трудно встать с места. С громким восклицанием досады он опустил руку. Огонек, сверкавший в его глазах, уступил место вялой улыбке, и он пожал плечами.

— Хорошо! — сказал он с удивительным самообладанием. — Поймали наконец! Ну что же, мне уже надоела эта история.

— Вы мой пленник, господин де Кошфоре, — ответил я. — Пошевелите рукой, и я вас убью. Но у вас есть еще выбор.

— В самом деле? — спросил он, поднимая брови.

— Да. Мне предписано доставить вас в Париж живым или мертвым. Дайте мне слово, что вы не сделаете попытки к бегству, и вы отправитесь туда на свободе и как подобает дворянину. Откажетесь, — я вас обезоружу, свяжу и отправлю, как пленника.

— Сколько вас? — коротко спросил он.

Он продолжал лежать на локте, покрытый своим плащом, и маленький томик Маро лежал недалеко от него на полу. Но его пронзительные черные глаза, которые еще резче выделялись на бледном и худощавом лице, испытующе смотрели через мое плечо, на ночной мрак, окружавший его хижину.

— Достаточно, чтобы силой принудить вас к повиновению, — внушительно ответил я. — Но это еще не все. Тридцать драгунов в настоящее время взбираются на холм с целью захватить вас, и они уж не сделают вам подобного предложения. Сдайтесь мне, прежде чем они подоспеют, и я сделаю все возможное, чтобы предоставить вам облегчение. Промедлите, и вы попадете к ним в руки. У вас нет выхода.

— А вы удовольствуетесь моим словом? — медленно спросил он.

— Я оставлю при вас ваши пистолеты, господин де Кошфоре.

— Но я должен, по крайней мере, знать, что вы не один.

— Я не один.

— В таком случае даю вам слово, — сказал он со вздохом. — И, ради Бога, достаньте мне немного пищи и постель. Мне уже надоел этот свиной хлев. Мой Бог! Уже две недели, как я не знаю простынь!

— Вы можете сегодня ночевать в вашем доме, если вам угодно, — торопливо продолжал я. — Но они уже подходят. Будьте добры ждать меня здесь, а я пойду им навстречу.

Я вышел из хижины как раз в ту минуту, когда лейтенант, окружив своими людьми котловину, спрыгнул вниз в сопровождении двух сержантов, чтобы арестовать беглеца. Вокруг открытой двери царила непроглядная тьма.

Лейтенант не заметил моего человека, притаившегося в уголке под тенью шалаша, и, увидев меня на освещенном четырехугольнике двери, принял меня за Кошфоре. В один миг он поднес пистолет к моему носу и с торжеством закричал:

— Арестую вас!

При этих словах один из сержантов поднял фонарь и поднес к моему лицу.

— Что это за глупые шутки? — сердито закричал я в ответ.

У лейтенанта раскрылся рот, и на мгновение он точно окаменел от удивления. Не более часа тому назад он оставил меня в замке. Оттуда он явился сюда без всякого промедления и вдруг находит меня здесь. У него вырвалось громкое проклятие, его лицо потемнело, усы задрожали от ярости.

— Что это такое? Что такое? — закричал он. — Где этот человек?

— Какой человек? — спросил я.

— Кошфоре! — заревел он, не будучи в состоянии сдержать своей ярости. — Не лгите мне. Он здесь, и я возьму его!

— Вы опоздали, — ответил я, внимательно следя за его движениями. — Господин де Кошфоре здесь, но он уже сдался мне и должен считаться моим пленником.

— Вашим пленником?

— Да! Я арестовал его в силу предписания, данного мне кардиналом. И в силу того же я никому не отдам его.

— Никому не отдадите его?

— Никому!

Несколько секунд он с искаженным лицом смотрел на меня. Это было настоящее олицетворение ненависти и бессильной злобы. Но затем я увидел, как его лицо озарилось новой мыслью.

— Это чертовская хитрость, — заревел он, как сумасшедший, размахивая своим пистолетом. — Это обман и надувательство. Черт возьми! У вас нет никакого предписания! Я теперь понимаю! Я теперь все понимаю! Вы явились сюда, чтобы надуть нас. Вы принадлежите к их шайке, и это ваша последняя попытка спасти его.

— Это еще что за глупости? — презрительно сказал я.

— Вовсе не глупости, — ответил он убежденным тоном. — Вы обманули нас, вы одурачили нас; но теперь я понимаю. Час тому назад я изобличил вас перед этой надутой мадам в замке и еще дивился тому, что она не придала никакой веры моим словам. Я дивился тому, что она ничего не хотела прочесть на вашем лице, хотя вы стояли перед нею с видом уличенного мошенника! Но теперь я все понял. Она знает вас. Она участвует в заговоре вместе с вами, и я, думая открыть ей глаза, сам попал впросак. Но теперь уж на моей улице праздник. Вы очень смело и очень искусно сыграли роль, — продолжал он с мрачным огоньком в глазах, — и я поздравляю вас. Но теперь уж дудки, сударь! Довольно вы нас морочили вашими разглагольствованиями о монсеньоре, о его предписаниях и тому. подобное. Теперь я не позволю над собой издеваться. Вы говорите, что арестовали его. Вы арестовали его? Хорошо! В таком случае я арестую и вас с ним заодно.