Эндрю Ходжер - Храм Фортуны II

Скупой Тиберий, который терпеть не мог подобную, как он выражался, «показуху» и заискивание перед плебеями, скрепя сердце согласился все же на предложение сына. Что ж, сейчас у него были причины, чтобы забыть на время об экономии и швырнуть немножко золота на подачки римскому народу, всегда жаждавшему увеселений и подарков, panem et circenses — хлеба и зрелищ.

Да, Тиберий имел основания быть благодарным Богам-покровителям. Ведь еще недавно власть его выглядела столь непрочной и эфемерной, что трусоватый цезарь готов был даже отречься от нее, дабы сохранить жизнь и душевный покой. Восстали легионы на Рене и Данувии, грозя ввергнуть страну в хаос и открыть границы варварам; беглый раб Клемент, выдававший себя за внука Божественного Августа Агриппу Постума, собрал немалый отряд и готов был силой отобрать причитавшееся ему наследство, в самом Риме дерзкие язвительные сенаторы откровенно насмехались над тугоумным Тиберием, а люди на улицах свистели ему в спину и громко орали вслед: «Пьяница! Тиберий! Старый козел!»

Лишь железная воля его матери Ливии, вдовы Августа, и энергия преданного префекта преторианцев Элия Сеяна удержали тогда цезаря от позорного бегства и капитуляции. Что ж, теперь надо признать, что они были правы. Им пришлось пережить несколько дней панического страха, пришлось изо всех сил бороться со всепоглощающим отчаянием, но усилия не пропали даром и Боги олимпийские не оставили без защиты Тиберия и его сторонников.

Обстановка вдруг начала меняться с головокружительной быстротой. Сын цезаря Друз с помощью Сеяна и его гвардейцев неожиданно легко усмирил бунт в Далмации, Германик, верный своему гражданскому долгу, не бросил границу и привел войска к присяге на верность Тиберию, отряд мятежника Клемента (или же Агриппы Постума — какая теперь разница?) был разгромлен, а сам предводитель захвачен в плен и казнен; главу сенатской оппозиции Гнея Сентия Сатурнина бросили в тюрьму по обвинению в государственной измене, и остальные крикуны сразу же поутихли, а народу удалось заткнуть рот, оперативно выплатив завещанные Августом подарки.

Да, теперь Тиберий наконец-то мог вздохнуть свободно и почувствовать себя истинным повелителем Империи. Ради этого стоило раскошелиться. Так сказала ему императрица Ливия, а цезарь, по своему обыкновению, лишь молча кивнул и поплелся в библиотеку Палатинского дворца, где он любил проводить долгие часы вместе с самым близким ему человеком — астрологом Фрасиллом, копаясь в древних книгах и ведя философские диспуты.

Друз, избранный консулом на нынешний год, с радостью взял на себя организацию празднеств. Он очень любил повеселиться; особое предпочтение сын цезаря отдавал гладиаторским боям в амфитеатре, причем, чем больше крови лилось, тем большее удовольствие он получал.

Подготовка к играм была в разгаре, когда пришло известие из Могонтиака: Германик, главнокомандующий войсками обеих приграничных провинций, во главе своих легионов форсировал Рен и в нескольких битвах разгромил варваров, отбросив их в непролазные леса. Угроза вторжения германцев, которая вот уже несколько лет держала в страхе всю страну, была устранена. И хотя военные действия на правом берегу Рена еще продолжались, уже можно было говорить об успешной кампании.

Естественно, эта новость только добавила энтузиазма, и Друз, повсеместно приветствуемый толпами ликующего и снедаемого нетерпением народа, с удвоенной энергией продолжал подготовку к грандиозным торжествам.

Специальные корабли один за другим входили в порты Остии и Брундизия, доставляя из Африки и Азии всевозможных диких зверей: львов, тигров, пантер, слонов, носорогов. Из Испании везли злобных кантабрийских волков, из Германии — огромных свирепых медведей и диких туров, со всех концов необъятной Империи стекались в Рим сотни и тысячи обитателей лесов, полей, джунглей и саванн, дабы окропить своей кровью арену амфитеатра, доставив тем самым радость многочисленным зрителям и потешить самолюбие устроителей игр.

В повышенную, можно сказать, боевую готовность, были приведены и школы гладиаторов. Ланисты римских Людус Магнус на виа Лабикана и Людус Эмилия возле театра Помпея сбивались с ног, отбирая людей для предстоящего выступления. Не меньший переполох царил и в главных провинциальных заведениях такого рода — из Капуи, Пренесте и Равенны потянулись в столицу представители местных школ. Агенты Друза, не скупясь, вербовали и бродячие профессиональные труппы гладиаторов, которые кочевали по городам страны, давая свои представления.

Несколько сот лучших бойцов Империи должны были вскоре предстать пред взыскательными римскими зрителями, восхитить их своим искусством и потешить видом крови, хлещущей из ран.

В то время, правда, ни сами гладиаторы не горели особым желанием сложить голову на арене, ни ланисты, которые обучали их и организовывали выступления, не хотели лишаться доходного человеческого мяса. Если раньше в амфитеатрах сражались главным образом военнопленные и преступники, которым не приходилось рассчитывать на снисхождение публики, то сейчас ведущая роль постепенно переходила к профессионалам, а те, имея возможность неплохо зарабатывать своим опасным трудом, предпочитали покорять аудиторию не столько видом распоротых животов и срубленных голов, сколько своим мастерством во владении оружием, а потому частенько щадили друг друга, не нанося смертельных ударов.

И с этим приходилось считаться, но на сей раз Друз, которого вид крови приводил в гораздо большее возбуждение, нежели умело выполненный фехтовальный прием, вызвал к себе представителей Союза гладиаторов и различных школ и решительно потребовал, чтобы борьба была самая настоящая, иначе всем придется плохо. Ему не нужны халтура и жалкие пародии в столь торжественный день. А уж о надлежащей оплате он позаботится.

Поэтому хозяева объявили своим бойцам, что шутки кончились и придется драться всерьез. Друз позаботился, чтобы об этом его распоряжении узнали в городе, и люди теперь с еще большим нетерпением ожидали начала игр, ибо успели очень соскучиться по настоящему зрелищу — последнее, устроенное за полгода до смерти Августа, было откровенно скучным, и народ потом еще долго роптал и плевался.

Не были обойдены вниманием устроителя и соревнования колесниц. Большой Цирк во всю готовился к приему двадцати четырех забегов в день — максимально дозволенному законом числу. Сторонники четырех цирковых группировок — Красных, Белых, Зеленых и Синих — потирали руки в предвкушении интереснейших состязаний и уже заранее делали ставки на своих любимцев. У всех на устах были имена знаменитых возниц и их лошадей.