Густав Эмар - Заживо погребенная

— Что же, мысль, может быть, недурная… Можно видеть эту диковинку?

— Я хотел просить вас и Денизу сопровождать меня.

— Нет, Юлиан, я не поеду, — решительно сказала Дениза.

— Это отчего, капризница?

— Увидите, что я права. Юлиан утверждает, что борьба началась. Неужели же вы полагаете, что в таком случае Майор не окружил нас шпионами? По всей вероятности, за нами будут следить, и что станет тогда с нашим тайным убежищем, если мы сами поведем туда врага? Поверьте, батюшка, довольно и того, что Юлиан туда едет. Мы же только стесним его и поможем навлечь подозрения.

— Справедливо! — сказал доктор. — Сын мой! Жена твоя рассуждает, как ангел. Поезжай один. Хотя, по всей вероятности, Майор не успел еще окружить нас своими шпионами, тем не менее нужно быть настороже. Предосторожность — мать безопасности.

Юлиан простился с ними и, переодевшись, отправился из отеля пешком, приказав кучеру ждать его с пяти часов у подъезда театра Комеди Франсез.

Не успел он отойти несколько шагов, как ему показалось, что за ним кто-то следит. К счастью, улица была запружена народом и экипажами.

Юлиан сделал знак проезжавшему мимо пустому фиакру и, сунув извозчику двадцатифранковую монету, что-то тихо шепнул. Войдя в карету, он опустил обе шторы, и пока извозчик расправлял вожжи и заворачивал себе ноги одеялом, неслышно отворил дверцы и, спрыгнул на мостовую, смешался с толпой.

Фиакр крупною рысью направился, как ему велено было, по дороге к Курбевуа. Позади кареты, крепко уцепившись за нее, сидела какая-то подозрительная личность.

Юлиан не ошибся: за ним следили.

Убедившись, таким образом, что Майор уже открыл действия, Юлиан решил удвоить предосторожности и переменил несколько фиакров прежде, чем добрался до улицы Рельи.

Жозеф уже был там. Все было готово, люди и вещи. Оставалось только переехать.

Жозеф верно описал новое приобретение Юлиана. Снаружи оно представляло собой большую лачугу, едва видную из-за деревьев и кустов, внутри же все дышало роскошью и комфортом.

Это очаровательное гнездышко устраивал знаменитый повеса начала этого столетия. Здесь, обыкновенно, завязывались и развязывались многочисленные его интриги. Все говорило, все напоминало о любви. Серебристая вода тихо журчала в мраморных бассейнах, живопись, скульптура, казалось, соединялись для возбуждения страсти.

Некоторые картины и статуи были так откровенны, что Юлиан велел поскорее убрать их.

Крепкие запоры на дверях и окнах доставляли ему гораздо более удовольствия. Он с восторгом убедился, что ничтожная с виду лачужка в случае необходимости могла служить надежной крепостью.

Осмотрев все и похвалив Жозефа, Юлиан велел ему запрягать. Он чуть не лопнул со смеха, когда к подъезду подкатил грязный фиакр, запряженный тощей лошадью. На козлах сидел Жозеф, одетый извозчиком.

— В каждом кармане кареты лежит по шестизарядному револьверу, — доложил он Юлиану. — На козлах точно также.

— Распорядись, чтобы в прочих экипажах было то же самое. А теперь вези меня в Пале-Рояль.

Внутри карета оказалась не только чистой, но даже изящной, тощая лошадь бежала со скоростью тысячного рысака.

Ровно в четверть пятого Юлиан вошел в кафе Ротонд. Народу было там много. За одним из столов одиноко сидел, углубленный в чтение «Тайме», какой-то господин. Юлиан прямо направился в его сторону.

— Стакан полынной и «Galignani», — громко сказал он официанту.

Читатель «Тайме» взглянул на него исподлобья. Юлиан вынул сигару и, увидя спички около читающего, спросил по-английски:

— Вы позволите?

— Сделайте одолжение, — отвечал тот на том же языке.

После этого оба углубились в чтение.

Минут десять прошли таким образом. Наконец, читатель «Тайме» бросил газету на стол, рассчитался с официантом и, молча поклонившись Юлиану, вышел из кафе.

Немного погодя, и Юлиан последовал его примеру. Выйдя в сад, он увидел незнакомца, спокойно прогуливавшегося по дорожкам и, по-видимому, наслаждавшегося природой. Юлиан пошел за ним.

Тот даже не обернулся.

Они вышли из Пале-Рояля и вошли во двор Фонтанов. Незнакомец повернул налево и, войдя в угловой дом, стал подниматься по лестнице. Юлиан не отставал от него, идя, впрочем, немного поодаль.

Он услыхал, как незнакомец поворачивал ключ в замке, и, поднявшись в четвертый этаж, увидел перед собою открытую дверь.

— Не забудьте запереть дверь! — крикнул по-английски громкий голос.

Юлиан вошел и очутился в просторной комнате, заставленной самой разнокалиберной мебелью. Тут была библиотека избранных книг, фортепьяно, различное оружие, коллекции палок, трубок, туалет из палисандрового дерева и т. п. Дорогие картины висели на стенах, великолепная люстра украшала потолок. Тяжелые драпри закрывали окна и дверь, ведущую, по-видимому, в другую комнату.

— Не сердитесь на меня за эту скучную прогулку, господин Иригойен! — радушно сказал хозяин этой странной квартиры.

— Я не только не сержусь, господин Фильмор, но счастлив убедиться, что вы не отучились остерегаться! — смеясь, ответил Юлиан.

— Остерегаться всегда следует, господин Иригойен.

— Давно вы в Париже?

— Давно! И часто сожалею о просторе наших милых саванн. Хорошее было времечко!

— Может быть!.. Но скажите, можем мы тут свободно переговорить?

— Будьте покойны. Меня считают за американца и никому в голову не приходит что-либо подозревать. Вы желаете говорить о Майоре?

— Да! Правда ли, что он в Париже?

— Уже два года, но вчера только я в этом окончательно убедился, встретив его нос к носу в Булонском лесу.

— Как? Это вы назвали его по имени? Зачем вы это сделали?

— Чтобы не сомневаться более. Эта старая штука: внезапно названный по имени человек, как бы он ни был обстрелян, невольно встрепенется и выдаст себя. Майор точно также попался. Хотя он и очень постарел, и обезображен новым шрамом на лице, тем не менее я его узнал.

— Позвольте, я не узнаю вашей обычной предусмотрительности! А что, если он также вас узнал?

— Я спокоен на этот счет. Когда мне донесли, что Майор в Париже, я сначала отказывался верить этому. Узнав недавно, что он каждое утро катается верхом в Булонском лесу, я решил проследить его и, наклеив бороду, надев парик и очки, отправился сам туда. Положительно невозможно, чтобы даже он догадался, кто его окликнул.

— Дай Бог!.. Скажите теперь, по-прежнему ли вы готовы оказать мне услугу?..

— Более, чем когда-либо, можете быть в этом уверены.

— Благодарю… Желаю и надеюсь, что мы с вами опять сойдемся.

— Без сомнения. Но позвольте мне сначала объясниться. Господин Иригойен, я вам обязан жизнью и достоянием… К слову сказать, у меня семьдесят тысяч годового дохода, сумма немалая для человека, прошедшего огонь и воду… Но, кроме этих благ, вы дали мне нечто более: вы возвратили мне самоуважение. Теперь я честный человек! В отношении вас — долг мой не оплачен. Плотью и кровью готов я помогать вам в борьбе против Майора. Но решение мое непоколебимо — никаких договоров, вроде заключенного в Мексике, не будет!