Густав Эмар - Меткая Пуля

На другой день с восходом солнца мать и дочь как всегда занялись приготовлением завтрака, пока слуги водили скот к реке на водопой.

— Жена, — сказал скваттер за завтраком, — мы с Уильямом намерены, поскольку сегодня работать не будем, объехать верхом окрестности, с которыми совершенно незнакомы.

— Не заезжайте далеко, друг мой, а главное, вооружитесь хорошенько, ведь в прериях случаются неприятные встречи.

— Не беспокойся. Хоть я и думаю, что нам нечего опасаться на первых порах, все-таки нужна осторожность. Не хотите ли вы с Дианой сопровождать нас? Вы могли бы узнать получше наше новое владение.

Глаза молодой девушки заблестели от радости при этомпредложении, она уже раскрыла рот, чтобы ответить, кода мать остановила ее движением и взглядом и живо возразила:

— Уволь нас, любезный друг. У женщин, как тебе известно, всегда есть занятия. Во время вашего отсутствия мы приведем здесь в порядок то, чего не успели за предыдущие дни.

— Как хочешь, жена.

— Тем более, — продолжала она с улыбкой, — что мы, вероятно, надолго останемся здесь.

— Я думаю, — согласился скваттер.

— Стало быть, — заключила она, — у нас будет еще масса возможностей осмотреть наши новые владения, как ты их называешь.

— Справедливо изволите рассуждать, сударыня, я вполне разделяю ваше мнение. Итак, мы с Уильямом прокатимся одни. Прошу не тревожиться, если мы немного припозднимся.

— С условием, чтобы вы были дома к ночи.

— Будем непременно.

Заговорили о другом, но к концу завтрака Сэм, сам того не подозревая, навел разговор на интересную тему.

— Я говорю тебе, Джеймс, — спорил он со своим товарищем, — что этот молодой человек — француз, а не канадец, как ты утверждаешь.

— О ком вы говорите? — спросил скваттер.

— О том господине, который приехал с краснокожими и заставил их отдать наш скот.

— Не считая других услуг, которые он оказал нам. Если я теперь владелец плантации, то обязан этим только ему.

— Это предостойный джентльмен, — сказала миссис Брайт не без намерения.

— О! Разумеется, — прошептала Диана едва слышно.

— Он француз, — подтвердил Джон Брайт, — это не подлежит сомнению; канадцы, волчьи сыны, не способны поступать так, как он поступил с нами.

Джон Брайт от всей души ненавидел канадцев, подобно всем североамериканцам; почему — он не сумел бы сказать и сам, но эта ненависть была у него врожденной.

— Ба-а! — вскричал Уильям. — Разве не все равно, откуда он родом? Это честный и благородный человек, настоящий дворянин. Что касается меня, то я знаю некоего Уильяма Брайта, который с радостью бросится за него в огонь и в воду.

— Ей-Богу! — вскричал скваттер, ударив по столу кулаком. — Ты исполнил бы только свою обязанность и заплатил бы священный долг. Я готов многим пожертвовать, чтобы опять увидеться с этим славным малым и доказать ему, что я не какая-нибудь скотина неблагодарная!

— Хорошо сказано, отец! — воскликнул обрадованный Уильям. — Честных людей мало в этом мире, нельзя не ценить тех, с кем тебя сводит судьба. Только бы нам когда-нибудь встретиться! Я докажу ему, каков Уильям Брайт.

Во время этого разговора Диана ничего не говорила; вытянув шею, с сияющим лицом и улыбкой на губах она с наслаждением слушала отзывы о том, кого полюбила с первого взгляда, сама того не подозревая.

Миссис Брайт сочла за благоразумие перевести разговор на другую тему.

— Есть лицо, которому мы многим обязаны, — сказала она. — Без помощи женщины, которую Господь послал к нам так своевременно, мы были бы безжалостно умерщвлены индейцами. Неужели вы забыли про нее?

— Сохрани Бог! — с живостью вскричал скваттер. — Бедняжка оказала нам такую услугу, которой нельзя забыть.

— Но черт меня побери, если я понимаю, кто она! — вскричал Уильям.

— И я затруднился бы определить это. Сдается мне, что даже индейцы и охотники, которые рыщут по прериям, мало что могли бы рассказать нам о ней.

— Она только появилась и мгновенно исчезла, — заметил Джеймс.

— Положим, но ее появление, как мимолетно ни было, произвело потрясающее впечатление на индейцев.

— Один вид ее привел краснокожих в ужас; впрочем, что бы ни говорили об этой женщине, она всегда останется для меня добрым гением.

— Ей мы обязаны тем, что не подверглись жестоким пыткам.

— Да благословит Господь достойную женщину! — вскричал скваттер. — Если я когда-нибудь понадоблюсь ей, она может с полной уверенностью обратиться ко мне, и я со всем своим достоянием буду к ее услугам!

На этом завтрак закончился. Все встали и вышли во двор. Сэм оседлал двух лошадей.

Джон Брайт с сыном взяли свои пистолеты, ножи и винтовки, вскочили в седло и, еще раз дав слово возвратиться пораньше, медленно спустились с пригорка по извилистой дорожке, которая вела на равнину.

Тогда Диана и ее мать принялись, как было условлено, приводить все в порядок.

Когда всадники скрылись с глаз за бесчисленными поворотами дорожки и миссис Брайт удостоверилась, что слуги сидят во дворе, занимаясь починкой порванной сбруи, она взяла шитье, села на раскладной стул и сделала дочери знак следовать ее примеру.

Диана повиновалась с некоторым опасением — никогда еще мать не обходилась с ней так таинственно, и она не знала, чему это приписать.

Некоторое время мать и дочь работали молча, сидя друг против друга.

Наконец миссис Брайт перестала шить и посмотрела на дочь.

Та не отрывалась от работы, делая вид, будто не замечает взгляда матери.

— Диана, — сказала миссис Брайт, — не хочешь ли ты сказать мне что-нибудь?

— Я, мама? — воскликнула девушка, подняв голову в изумлении.

— Да, ты, дитя.

— Право, мама, — возразила девушка слегка дрожащим голосом, — я не понимаю вас.

Миссис Брайт вздохнула.

— Да, — прошептала она, — так и должно быть; в жизни девушки обязательно наступает минута, когда невольно и почти бессознательно она имеет тайну от матери.

Бедная женщина вытерла передником навернувшиеся на глаза слезы.

Диана вскочила и с нежностью обняла мать.

— Тайну! У меня от вас тайна, мама?! О, можете ли вы предполагать это?

— Дитя, — ответила миссис Брайт с доброй улыбкой, — мать не обманешь… Вот где твоя тайна, — прибавила она, коснувшись пальцем ее груди, в которой сердце так и стучало.

Диана покраснела и отступила в смущении.

— Увы! — заговорила добрая женщина. — Я не упрекаю тебя, мое бедное дорогое дитя. Сама того не ведая, ты подчиняешься естественному закону природы. И я в твои годы была такой, как ты теперь; когда моя мать спросила о моей тайне, я ответила — точно как ты, — что у меня тайны нет; я и сама-то мало что понимала.

Девушка скрыла на груди матери лицо, орошенное слезами.