Густав Эмар - Эль-Дорадо

— Боже мой! — беззаботно отвечал индеец, — я нисколько не интересуюсь вами, ваше превосходительство.

— Но тогда, — вскричал крайне удивленный маркиз, — зачем рисковать из-за меня своей жизнью?

— Я уже сказал вашей милости, что вы не поймете меня.

— Все равно, мой друг, отвечайте, прошу вас, на мой вопрос; как бы ни были суровы истины, которые вы сообщите, мне все-таки необходимо слышать их от вас.

— Вашему сиятельству непременно так угодно?

— Даже требую, насколько имею на это право.

— Хорошо! Слушайте же, ваше превосходительство; только, повторяю вам, я сомневаюсь, чтобы вы хорошо меня поняли.

— Говорите! говорите!

— Не сердитесь же, прошу вас, ваше превосходительство, если то, что вы сейчас услышите, покажется вам грубым; на откровенный вопрос я должен отвечать тоже откровенно. Вы лично нисколько не интересуете меня, вы сами сказали это я вас едва знаю. При всех других обстоятельствах я, вероятно, если б вы просили моей помощи, отказал бы вам, потому что, признаюсь, вы нисколько не внушаете мне сочувствия и, естественно, мне не за что вас любить. Случилось только, что вы некоторым образом находитесь у меня под присмотром; когда меня поместили под ваше начальство, я поклялся защищать вас от всего и всех, покуда буду путешествовать с вами. Когда презренный Малько покинул вас, я понял ответственность, которой меня одного подвергала эта измена; я немедленно, не колеблясь, принял на себя ответственность со всеми ее последствиями.

— Но, — прервал маркиз, — из этого еще не следует, что нужно жертвовать жизнью, в особенности же за человека, в котором не принимаешь ни малейшего участия.

— Не для вас, ваше превосходительство, а для себя приношу я эту жертву, для своей чести, которая помрачилась бы, если я, присоединившись к вам, не стал бы вас защищать до последней минуты и не загородил бы вас своим телом; меня нисколько не удивляет, что вы, ваше превосходительство, европейский дворянин такого же высокого происхождения, как и португальский король, иначе понимаете известные условия цивилизованной жизни; но мы, бедные индейцы, имеем только честь и недешево продаем ее; я принадлежу к отряду солдат, который с самого начала своего основания постоянно выказывает неподкупную верность, и в его рядах не встречалось ни одного изменника. Всякий на моем месте сделал бы то же, что и я для вас теперь делаю; но, — прибавил он с грустною улыбкою, — зачем нам долее разговаривать об этом, ваше превосходительство? Лучше кончим это; пользуйтесь моею преданностью, не беспокоясь ни о чем другом; к тому же она не так велика, как вы полагаете.

— Каким образом?

— Э! Боже мой, по очень простой причине, ваше превосходительство: мы, солдаты конквисты, которые постоянно воюют со свободными индейцами, мы всегда играем своей жизнью и кончаем свое существование обыкновенно смертью в какой-нибудь засаде; следовательно, я приближаю только несколькими днями, а может быть и часами, ту минуту, когда должен буду предстать пред вечным Судиею; вы видите, что жертва, которую я приношу, невелика и не стоит, чтобы я пробовал избегнуть ее.

Дон Рок был невольно растроган наивной честностью этого полуобразованного человека, который, сам того не подозревая, давал ему, светскому человеку, такой урок нравственности.

— Я не стою вас, дон Диего, — сказал он, протягивая ему руку.

— Э, нет, ваше превосходительство, я менее вас образован, вот и все, — и, проговорив это с удивительным добродушием, продолжал: — Теперь, когда я ответил на ваш вопрос, возвратимся, если вашему превосходительству угодно, к нашему делу.

— Я лучшего и не желаю, капитао. Вы, кажется, сказали, что хотите оставить лагерь?

— Да, ваше превосходительство, чтоб идти на разведки.

— Отлично; когда намерены вы отправиться?

— Сейчас же, ваше превосходительство.

— Как, так рано?

— Нам не нужно терять ни одной минуты, чтобы все разузнать; мы имеем дело, не позабудьте, ваше превосходительство, со свободными индейцами, самыми хитрыми и самыми храбрыми в этой стране. К тому же вы скоро сами убедитесь, наши противники чрезвычайно сильны.

— Я начинаю верить этому.

— Скоро вы совершенно убедитесь.

— Что я должен делать во время вашего отсутствия?

— Ничего, ваше превосходительство.

— Однако, мне кажется…

— Повторяю вам, ничего; не выходите, велите хорошенько караулить лагерь и наблюдайте сами, чтобы часовые не засыпали на своих постах.

— На этот счет будьте спокойны.

— Я позабыл очень важную вещь, ваше сиятельство: если, чего не предполагаю, на вас нападут индейцы во время моего отсутствия и окружат, велите привязать к самой верхней ветке сторожевого дерева красную faja; я ее увижу, где бы ни находился, и, поняв, что это значит, приму предосторожности к своему возвращению в лагерь.

— Будет сделано. Не имеете ли вы еще чего-нибудь сказать?

— Ничего, ваше превосходительство; мне остается только проститься с вами. Не позабудьте, что не должны выходить до моего прихода, иначе вы погибли бы.

— Я не двинусь ни на шаг; решено, вы найдете меня, я думаю, в таком же положении, в каком оставите.

— Надеюсь, ваше сиятельство; до свидания.

— До свидания и желаю успеха!

— Постараюсь.

Капитао вышел из лагеря пешком.

Солдаты конквисты редко употребляют лошадь; они ездят только в таком случае верхом, когда нужно сделать большой переход. Бразильские леса так густы и до того перепутаны лианами и ползучими растениями, что буквально невозможно проходить через них иначе, как с топором в руке; поэтому лошадь не только бесполезна, но некоторым образом обременяет ездока, который на ней беспрестанно встречает новые затруднения. А потому эти солдаты отличные пешеходы. Ноги их неутомимы, как будто железные; ничто их не останавливает и не удерживает: они ходят так скоро и в такой степени неутомимо, что едва ли наша правильно обученная пехота, пользующаяся хорошею репутацией в этом отношении, может тягаться с ними.

Пространство, которое проходят в несколько часов эти индейцы, удивительно и превосходит все, что только было достигнуто в этом искусстве. Тридцать и даже сорок лье в день для них не составляют томительного перехода; они продолжают идти бодро под грузом оружия и прочих доспехов, следуют за лошадью, пущенной крупною рысью, и, несмотря на это, ничто не ускользает от них во время быстрой ходьбы; они замечают малейший знак, видят самый слабый отпечаток следа, нечаянно оставленный на земле, и тщательно замечают его особенности и размеры; нет шума в пустыне, которого они не услышали бы и не отгадали бы, откуда он происходит: хруст ветки в лесу, скорый полет птицы, поспешное бегство зверя, покидающего при их приближении свое логовище… они слышат и понимают все и находятся постоянно настороже, готовые сразиться с каким бы то ни было неприятелем, который часто мгновенно появляется перед ними, но был уже предугадан их безошибочною наблюдательностью.