Роберт Стивенсон - Сент Ив

Казалось, это послужило сигналом прервать стычку. Остальные противники тут же отпрянули друг от друга; наши враги без всякой помехи с нашей стороны подняли и понесли прочь своего поверженного товарища; и я понял, что такого рода сражения не вовсе лишены рыцарских правил и, пожалуй, больше напоминают турнир, нежели обыкновенную драку. Во всяком случае, одно бесспорно: по моей вине дело приняло слишком серьезный оборот. Наши собратья-неприятели понесли прочь своего раненого товарища с откровенным ужасом, и, едва они скрылись за гребнем холма, Сим и Кэндлиш подняли усталое стадо и двинулись в ночной переход.

— Сдается мне, дела Фэя плохи, — обронил один.

— Да, — отозвался другой, — он его, почитай, насквозь пропорол.

— Так и есть, — подтвердил первый.

И они снова устало замолчали.

Но вот Сим оборотился ко мне.

— Больно ловко вы орудуете палкой, — сказал он.

— Боюсь, что слишком ловко, — отвечал я. — Боюсь, мистеру Фэю (так, кажется, его зовут?) уже не оправиться.

— Похоже на то, — подтвердил Сим.

— И что ж теперь будет? — спросил я.

— Да вот какое дело, — сказал Сим, взяв солидную понюшку табаку, — негоже мне подавать тут совет, не по совести это. Потому как я и сам не знаю, что тут делать, мистер. Бывало, и у нас головы проламывали… И не, раз!.. Могли и ногу сломать, а то и обе. И так уж у нас, у гуртовщиков, повелось, чтоб все оставалось промеж своих, шито-крыто. А вот чтоб насмерть кого уложить — этого сроду не бывало, и на что теперь Джиллис решится, ума не приложу. Самому-то ему тоже ведь туго придется, если он воротится домой один, без Фэя. Ведь народ все дошлый, как станут расспрашивать да выпытывать, особливо когда это совсем некстати.

— Что верно, то верно, — подтвердил Кэндлиш.

Я рассудил, что ничего хорошего мне ждать не приходится, и, сделав хорошую мину при плохой игре, сказал:

— С какой стороны ни посмотреть, нам лучше всего разделиться сразу же, как перейдем границу. Если вас станут донимать расспросами, вы скажете чистую правду: что во всем виноват ваш бывший попутчик. А ежели за мной нарядят погоню, я уж постараюсь никому на глаза, не попадаться.

— Мистер Сент-Ив, — начал Сим чуть ли не восторженно, — больше ни слова, сэр! Я на своем веку каких только господ не встречал, и таких видал и эдаких, но уж удальца вроде вас не часто повстречаешь, не в обиду господам будь сказано.

Всю эту ночь мы, разумеется, шагали, не давая себе роздыху. Поблекли звезды, посветлело небо на востоке, а мы — и собаки и люди, — с трудом передвигая ноги, все шли за выбившимся из сил стадом. Вновь и вновь Сим и Кэндлиш сокрушались, что мы идем без остановок. «Сами скотину губим»,

— говорили они, но мысль о судье и о плахе гнала их вперед и вперед. Меня же нечего было особенно жалеть. Всю ночь и весь остаток пути, что нам предстояло еще пройти вместе, я упивался новой радостью: тем, что Сим, у которого наконец-то развязался язык, признал мою доблесть. Кэндлиш попрежнему упрямо молчал — такова уж была его натура, — но Сим, наконец-то оценив и одобрив меня, дал себе волю и оказался человеком на редкость словоохотливым и к тому же изрядным рассказчиком. Сим и Кэндлиш были старые верные друзья и проводили дни свои средь бесконечных вересковых пустошей, связанные молчаливым братством, подобным тому, какое, как я слышал, объединяет охотников Запада. Казалось бы, нелепо говорить о любви, когда речь идет о таких угрюмых уродах, но уж доверяли-то они друг другу без оглядки и безмерно друг другом восхищались. Кэндлиш восклицал, что «другого такого товарища, как Сим, днем с огнем не сыщешь», а Сим то и дело вполголоса заверял меня, что «другой такой старой верной образины не сыщется во всей Шотландии». Оба пса, как оказалось, тоже составляли неотъемлемую часть этого содружества, и я убедился, что хозяева не оставляют без внимания ни их подвиги, ни самые малые особенности их нрава. И Сим и Кэндлиш особенно много и охотно рассказывали именно о собаках, притом не только о тех, что были с ними теперь, но отдавали должное и псам, которые были у них прежде.

— Это еще что! — обыкновенно начинал Сим. — Вот в Мейнаре был пастух, звали его Туиди… Помнишь Туиди, Кэндлиш?

— Знатный пастух! — откликался Кэндлиш.

— Да, и был у этого Туиди пес…

Историю того пса я давно позабыл, помню только, что была это скука смертная и притом, как я подозреваю, сплошная выдумка; вообще же странствия с гуртовщиками сделали меня доверчивее, а пожалуй, и снисходительнее ко всему, что касается собак. До чего же красивые, неутомимые создания! Глядя, как в конце долгого дневного перехода они прыгают, скачут, лают, перебегают с места на место, лихо красуясь перед зрителем и явно наслаждаясь своим изяществом и картинностью, держат на отлете пушистые хвосты, я оборачивался к Симу и Кэндлишу, смотрел, как неуклюже они бредут позади, сутулые, закутанные в пледы, на носу капля от вечных понюшек, — и думал, что куда приятней было бы оказаться в родстве с этими собаками, нежели с их хозяевами! Приязнь моя не встречала взаимности: в глазах собак я был существом слишком легковесным; лишь изредка они, бывало, подбегут, чтобы я накоротке их приласкал, или второпях лизнут меня мокрым языком — и снова спешат усердно служить своим обтрепанным божествам, своим хозяевам, а хозяева чаще всего без зазрения совести клянут их за глупость.

Словом, последние часы нашего путешествия, бесспорно, были самые приятные для меня да, я думаю, и для всех нас; и к тому времени, как нам пришла пора разойтись, между нами уже возникло известное дружелюбие и взаимное уважение, отчего расстаться было несколько труднее. Расстались мы часа в четыре пополудни на голом склоне холма; оттуда видна была лента Большого северного тракта, которого с этой минуты мне надлежало придерживаться. Я спросил, сколько должен своим спутникам.

— Ничего, — ответил Сим.

— Это еще что за вздор! — воскликнул я. — Вы меня вели, кормили, давали мне виски сколько моей душе угодно, а теперь не желаете брать денег!

— На то мы и подрядились, — отвечал Сим.

— Подрядились? — переспросил я. — Что вы хотите этим сказать, приятель?

— Мистер Сент-Ив, — сказал Сим, — это дело касается только нас с Кэндлишем да старой вдовы Гилкрист. И нечего вам спорить, понятно? Вы тут ни при чем.

— Милейший, — возразил я, — я не могу позволить, чтобы меня ставили в такое нелепое положение. Миссис Гилкрист мне не родня, и я не желаю оказаться у ней в долгу.

— Уж не знаю, что вы тут можете поделать, — заметил гуртовщик.

— Да просто возьму и расплачусь с вами, — отвечал я.

— Для всякой сделки нужны две стороны, мистер Сент-Ив, — возразил Сим.

— Вы хотите сказать, что не возьмете денег? — спросил я.