Эмилио Сальгари - Два тигра

Юноша вместо ответа несколько мгновений пристально смотрел на бенгальца, потом спросил:

— Ты отец девочки, так ведь? Тот страшный охотник змей и тигров, который когда-то похитил Деву пагоды?

— Кто тебе это сказал? — спросил Тремаль-Найк.

— Шкипер пинассы.

— От кого он это узнал?

Молодой человек не ответил. Он опустил глаза, и лицо его странно исказилось, но не от страха. Казалось, в его душе происходит какая-то мучительная борьба.

— Что тебе сказал этот подлый предатель? — спросил Тремаль-Найк. — Все вы мерзавцы и негодяи!

— Да! — неожиданно воскликнул юноша и рывком, несмотря на веревки, встал на колени. — Да, негодяи, вот их имя! И трусы! Они безжалостные убийцы, и я проклинаю тот день, когда вступил в их ужасную секту.

Он опустил голову и добавил сдавленным голосом:

— Будь проклята моя судьба, которая сделала меня, сына брамина, сообщником их преступлений. Кали или Дурга, под одним или под другим именем, богиня крови и убийств, я проклинаю тебя! Ты ложное божество!

Тремаль-Найк, Сандокан и оба европейца, удивленные этой речью и страстным тоном, которым была произнесена она, слушали молча. Было ясно, что в этом человеке, которого они принимали за одного из самых фанатичных и решительных приверженцев страшной богини, происходит какая-то перемена.

— Так, значит, ты не туг? — спросил, наконец, Тремаль-Найк.

— Я ношу на моей груди знаки этих трусливых сектантов, — сказал юноша с горечью. — Но душа моя осталась душой брамина.

— Ты разыгрываешь комедию? — не поверил де Люссак.

— Пусть я потеряю свое спасение, пусть мое тело после смерти превратится в самое отвратительное насекомое, если я лгу, — сказал юноша.

— Как же ты оказался тогда среди этих мерзавцев, если не отказался от своего Брамы ради Кали? — удивился Тремаль-Найк.

Молодой человек помолчал несколько мгновений, потом снова потупил взгляд и сказал:

— Я сын брамина и потомок раджи, я бы мог занять видное положение, но меня увлек порок, игра поглотила все мои богатства. Ступенька за ступенькой я спускался все ниже в грязь и стал наконец более презренным, чем пария. Однажды один старик, который называл себя манти…

— Ты сказал манти? — спросил Тремаль-Найк.

— Пусть он кончит, — остановил его Сандокан.

— …встретился мне в компании игроков, — продолжал юноша, — к которой я присоединился, чтобы не умереть с голоду. Пораженный моей силой и ловкостью, он предложил мне принять религию богини Кали. Я узнал потом, что туги везде набирали осведомителей, чтобы следить за действиями властей Бенгалии, которые угрожали им полным истреблением.

Я был на самом дне, и нищета стучалась в дверь моей хижины, я принял предложение, чтобы выжить. Так сын брамина стал презренным тугом. Чем я занимался потом, для вас не так уж важно; но теперь я ненавижу этих людей, которые вынудили меня убивать, чтобы умилостивить свою богиню кровью невинных жертв. Я знаю, что вы принесли войну в их логова: примите меня к себе! Сирдар предоставляет в ваше распоряжение свою силу и свою храбрость.

— Откуда ты знаешь, что мы едем на Раймангал? — спросил Тремаль-Найк.

— Мне сказал шкипер.

— Кем он был?

— Командиром одного из двух парусников, которые напали на ваше судно.

— Он следовал за нами?

— Да, вместе с тугами, которые составляли его экипаж, и я был в их числе. Мы следили за каждым вашим шагом, мы следовали за вами через джунгли, мы наблюдали, спрятавшись в зарослях, за вашими охотами, мы похитили баядеру из опасения, что она выдаст убежище тугов…

— Сураму! — воскликнул Янес.

— Да, эту девушку зовут так, — сказал Сирдар. — Это дочь одного из горских вождей в Ассаме.

— А где она сейчас?

— На Раймангале, конечно, — ответил юноша. — Мы боялись, что она приведет вас в тайные подземелья острова.

— Продолжай, — сказал Сандокан.

— Мы устроили засаду, чтобы убить вашего второго слона. Мы составили план, как уничтожить вас, прежде чем вы ступите на Раймангал.

— А пинасса? — спросил Тремаль-Найк.

— Ее нам послал Суйод-хан, предупрежденный о ваших намерениях. Мы узнали, что вы укрылись в башне Баррекпорре, решили предложить вам свои услуги, даже без ваших сигналов.

— Какая организация у этих бандитов! — воскликнул Янес.

— У них действительно есть тайная полиция, чтобы расстраивать все намерения правительства Бенгалии, направленные против них, — сказал Сирдар. — Они боятся неожиданного удара со стороны властей Калькутты, поэтому джунгли и Сундарбан напичканы шпионами тугов. Если какой-нибудь подозрительный отряд направляется туда, рамсинга сигнализирует об этом, и громкие звуки этих труб распространяются одна от другой до самого берега Мангала. Как видите, захватить их врасплох невозможно.

— Значит, ворваться на их остров нельзя?

— Можно, но только действуя с величайшей осторожностью.

— Ты знаешь эти подземелья?

— Я провел там несколько месяцев.

— Когда ты их покинул?

— Четыре недели назад.

— Значит, ты видел мою дочь! — вскричал Тремаль-Найк с волнением, которое невозможно описать.

— Да, я ее видел однажды вечером в пагоде, когда ее учили наливать в жертвенную чашу кровь бедного моланга, задушенного за несколько часов до того.

— Негодяи! — завопил Тремаль-Найк. — То же самое они заставляли делать и ее мать, когда она была Девой пагоды. О, мерзавцы! О, исчадия ада!..

Рыдания вырвались из его груди.

— Успокойся, — произнес Сандокан мягко. — Мы вырвем ее у них. Зачем же мы приехали из далекого Момпрачема? Пусть даже кто-то из нас умрет здесь, но мы добьемся своего.

Он взял у Янеса кинжал и разрезал веревки пленника.

— Мы сохраняем тебе жизнь и возвращаем свободу, чтобы ты отвел нас на Раймангал и показал дорогу в таинственные подземелья.

— Моя ненависть к этим убийцам равняется вашей, и Сирдар сдержит обещание. Пусть Йама, бог смерти и ада, осудит меня на вечные муки, если я изменю данному слову. Я отвергаю и проклинаю Кали, чтобы снова стать брамином.

— К рулю, Янес! — закричал Сандокан. — Поднимается ветер, и «Марианна», наверное, недалеко. Натягивайте шкоты! Мы помчимся, как стрела.

Свежий бриз начинал задувать сильнее, наполняя паруса маленького суденышка и разгоняя туман, образовавшийся от обильных испарений.

Сандокан взял курс на юг, где открывалась широкая протока, тот самый канал Райматла, в котором парусник поджидал их.

Пинасса, которая оказалась ходким судном, прекрасно двигалась и повиновалась рулю. Меньше чем за час они добрались до северной оконечности острова, который простирался к востоку, и поплыли вдоль берега, держась, однако, на почтительном расстоянии, чтобы не подвергнуться нападению с него.