Рафаэль Сабатини - Жизнь Чезаре Борджиа

Уже с утра возле ворот Санта-Мария дель Пополо начала собираться нарядная толпа. Вельможи и кардиналы, представители союзных городов и люди простого звания нетерпеливо вглядывались в даль, ожидая приближения победоносного войска и его молодого предводителя.

Солнце уже клонилось к западу, когда на дороге показались первые повозки обоза. За ними, сохраняя строй, мерным шагом двигались усталые пехотинцы. Вскоре можно было расслышать слова команд, звяканье стремян и приглушенный пылью стук копыт по каменным плитам — это шла легкая кавалерия Вителлоццо Вителли. Вслед за конницей, окруженный несколькими десятками гвардейцев и телохранителей, ехал сам герцог.

Войско, предшествуемое трубачами и герольдами, вступило в город. Кардиналы, послы, Жофре Борджа и принц Альфонсо Арагонский образовали свиту Чезаре. А в нескольких шагах за победителем в сопровождении двух своих придворных дам ехала на белом жеребце пленная амазонка — скованная тонкими золотыми цепями графиня Катерина Риарио-Сфорца.

Когда копыта лошадей застучали по мосту св. Ангела, со стен замка грянул орудийный салют. Над огромной круглой башней взмыли в небо родовые знамена Борджа и штандарты Ватикана. Теснившиеся на улицах многотысячные толпы разразились приветственными криками. Это был юбилейный год — полторы тысячи лет со дня Рождества Христова, и паломники со всей Европы устремились в Рим, чтобы встретить здесь Пасху и получить за свои труды обещанное святым отцом полное отпущение всех грехов.

Миновав мост, процессия свернула на широкую, недавно отстроенную улицу, спланированную по личному указанию Александра специально к великому церковному юбилею.

Папа давно уже изнывал от нетерпения, прохаживаясь взад-вперед по беломраморному балкону. Издали увидев приближавшуюся кавалькаду, он перекрестился и поспешил вниз, двигаясь, несмотря на тучность, с таким проворством, что пятеро кардиналов с трудом поспевали за святым отцом. В тот миг, когда Чезаре соскочил с коня перед широкими ступенями дворца, Александр VI в полном архипастырском облачении уже ожидал сына в аудиенц-зале.

Свита остановилась у дверей. Приблизившись к трону его святейшества, герцог опустился на колени и поцеловал руку первосвященника, а затем, как того требовал обычай, прикоснулся губами к его туфле.

Папа, на глазах которого блестели слезы радости, не выдержал — он поднял сына и порывисто обнял его. При этом церемониймейстер Бурхард, стоявший в двух шагах от трона, услышал, как старый и молодой Борджа вполголоса обменялись несколькими испанскими фразами, но не разобрал сказанных слов.

Торжества по случаю успешного завершения похода возобновились на следующий день. Возвращение Чезаре совпало с ежегодным римским карнавалом, составившим некую реальную канву для множества красочных постановок, в которых принимал участие любой желающий. Украшением города занимались лучшие художники Италии, а гвоздем программы стало представление на площади Навона, изображавшее триумф Юлия Цезаря. По очевидной аналогии, роль великого полководца была доверена герцогу Валентино.

Ириарте убежден, что именно тогда Чезаре выбрал своим девизом знаменитое высказывание будущего диктатора и преобразователя Рима — «Aut Caesar, aut nihil» note 19. Но этот вывод кажется очень сомнительным. Во-первых, при своем честолюбии сын Александра VI был достаточно умен, чтобы не афишировать столь откровенно свои планы и намерения. А во-вторых, единственная личная вещь герцога, украшенная этим изречением, — парадная шпага, изготовленная к дню коронации Неаполитанского короля, на эфесе которой выгравированы слова великого римлянина, окруженные сценами из его жизни note 20. Совершенно очевидно, что тема девиза и украшений была подсказана мастеру, изготовлявшему рукоять шпаги, сходством имен, и нет больше ни одного предмета или свидетельства, позволяющего заключить, будто Чезаре всерьез уподоблял себя Цезарю.

Еще не закончился праздник, когда в Ватикан прибыли полномочные представители Имолы и Форли. Они привезли на подпись его святейшеству вассальные договоры, в которых жители обоих городов признавали своим законным господином и повелителем грецога Валентино.

Современники тех событий и историографы последующих веков не раз обвиняли Александра VI в том, что он развязал войну, руководствуясь единственной целью — обеспечить княжескими владениями своего незаконнорожденного сына. И действительно, в результате похода, начатого во имя общецерковного дела и оплаченного из церковной казны, к имени Чезаре Борджа были присоединены титулы графа Имольского и Форлийского. Но все же обвинение, адресованное папе, нельзя назвать полностью справедливым. Во-первых, земли, о которых шла речь, с точки зрения канонического права действительно принадлежали церкви. А во-вторых, Александру в любом случае предстояло послать наместника для управления возвращенными ленами — викария святейшего престола.

На эту должность он назначил Чезаре, и выбор был, безусловно, не из худших: мало кто из ватиканских чиновников и епископов обладал таким умом и способностями, как молодой герцог. Кроме того, он сумел в короткий срок приобрести немалую популярность в завоеванных городах. Должность папского викария означала не наследственное владение, а лишь церковно-административный пост, правда, весьма доходный и почетный. И хотя графский титул, преподнесенный новому викарию гражданами Имолы и Форли, не был результатом их свободного волеизъявления, можно не сомневаться, что жители городов выбрали меньшее из возможных зол.

После праздников папа решил без проволочек дать Чезаре звание главнокомандующего войсками святого престола — знаменосца церкви. Как мы помним, именно борьбой за этот пост молва объясняла смерть Джованни Гандия. И вот теперь Чезаре Борджа в самом деле получил место покойного брата, но никто во всей Италии не мог сказать, что герцог не заслужил такого назначения.

Двадцать девятого марта 1500 года папа в сопровождении всей священной коллегии прибыл к собору св. Петра. Подойдя к алтарю, он снял головной убор первосвященника — украшенную драгоценными камнями белоснежную митру из лебединых перьев — и, преклонив колени, долго молился. После этого кардинал Беневентский выслушал исповедь Александра и дал ему отпущение вольных и невольных грехов. Заиграл орган, папа сел в поданное ему кресло; по обе стороны от него полукругом расположились члены коллегии.

Но вот музыка смолкла, и в тишине прозвучали шаги — перед иерархами католической церкви предстал герцог Валентино. Медленно опустившись на колени, он прикоснулся губами к перстню на руке святого отца и оставался неподвижным все время, пока папа произносил над его головой древние слова инвеституария. «Да покроет тебя Господь плащаницей своего милосердия, и да облечет Он тебя одеждами радости», — дрогнувшим голосом проговорил Александр и набросил на широкие плечи сына тяжелый парчовый плащ гонфалоньера (знаменосца) церкви. Церемониймейстер Бурхард передал Чезаре еще одну регалию главнокомандующего — отороченный горностаевым мехом пунцовый берет с вышитым крупными жемчужинами голубем — символом Святого Духа. Вновь послышались звуки органа; папа, поднявшись к алтарю, взял кадильницу и окурил посвящаемого дымом ладана. Нежные голоса хора присоединились к серебряным трубам, и началась торжественная месса.