Рафаэль Сабатини - Врата судьбы

Капитан Гейнор в черном камзоле и в шляпе, купленной для него учеником профессора, с двумя гинеями в кармане, одолженными при прощании у доктора Близзарда, быстро миновал Холборн и вскоре оказался у Темпл-Бар [Темпл-Бар — буквально: «застава у Темпла» (Темпл — комплекс зданий на Флит-стрит, занятый преимущественно корпорациями юристов), самые молодые из крепостных ворот лондонского Сити] , где было, по обыкновению, слякотно и грязно.

У Темпл-Бар он нанял фаэтон и добрался до гостиницы на Чандос-стрит, где остановился две недели тому назад и где все еще находился его багаж.

Сэр Ричард Толлемах Темплтон, проживавший затворником в своем далеком поместье в Девоншире [Девоншир — графство в Юго-Западной Англии, на полуострове Корнуэлл] , получил письмо от кузена, помощника министра, вселившее в него ужас. Вот что писал помощник министра.

«Мой дорогой Толлемах! De profundis [«Из глубин...» (лат.) — начальные слова и название одного из псалмов, который в качестве заупокойного гимна исполняется при погребении по уставу католической церкви] я пишу тебе, преисполненный глубочайшего отчаяния, раздавленный злокозненной судьбой. До сих пор не верится, что такое приключилось со мною. Меня вынудили покинуть высокий пост на службе его величества, и теперь я склоняю свою голову от стыда под злорадными взглядами завистливой черни, испытывающей особое ликование при падении высокопоставленных особ.

Прошла неделя с того дня, как произошло злополучное событие, повлекшее за собою мой крах, но я лишь сегодня собрался с духом написать свое жалкое послание, ибо должен сообщить тебе, главе нашего славного дома, все, что со мною стряслось. Дорогой Толлемах, в час, когда бремя позора согнуло мои плечи, слабым утешением мне служит мысль о том, что ты отчасти разделяешь мою вину. Из вышесказанного следует, что я осмеливаюсь порицать тебя. Мы оба стали жертвами злокозненной судьбы и негодяя, искупившего на виселице порочность своего существования. Нас обоих обманули, и мое заблуждение — скорее естественное следствие того, что и тебя обвели вокруг пальца. Эта мысль — поддержка и опора во мраке моей нынешней жизни. Если бы не это смягчающее душевные муки обстоятельство, я бы не посмел показаться тебе на глаза или написать письмо.

Негодяй, о котором идет речь, мой дорогой Толлемах, произведший на тебя столь выгодное впечатление (конечно, все люди склонны заблуждаться) и обманувший доверие, коим ты его удостоил, некто капитан Гейнор, или тот, кто скрывается под этим именем. Я был твердо уверен в его лояльности, основываясь на твоем собственном утверждении, что капитан Гейнор вне подозрений. Я грудью встал на его защиту, когда поползли слухи, что он и есть неуловимый капитан Дженкин, пресловутый якобитский агент, ибо никто не знал настоящего имени агента.

Твоя уверенность в нем была столь неколебима, что я, как мог, препятствовал его аресту, ручаясь самою честью своей за его лояльность. Но, как я уже упоминал, нас обоих обвели вокруг пальца. Наступил момент, когда защищать его долее стало невозможно. Его арестовали по приказу правительства. Капитан Гейнор понял, что проиграл, и повел себя, как все головорезы, припертые к стенке: признался в измене и безропотно покорился судьбе. Гейнора повесили неделю тому назад, и он заслужил кару, как никто другой на моей памяти.

Что еще остается сообщить? Стоит ли лишний раз упоминать, что я обесчестил себя необдуманным поручительством и мне ничего не оставалось, как подать в отставку, не дожидаясь, пока лорд Картерет обрушит на мою несчастную голову град презрительных насмешек. Я пропащий человек, мой дорогой Толлемах, и больше, чем кто-либо, нуждаюсь в сочувствии и жалости в своем нынешнем одиночестве. Я спрятался от мира, запершись в своем кабинете, но мне никуда не деться от Эмили, чей язык колет меня, точно острый нож.

Продолжать письмо нет сил. Но если ты, сжалившись над моим одиночеством, пригласишь меня пожить у тебя в Девоншире, пока об этом деле позабудут и я снова смогу показаться на глаза людям, я буду очень благодарен.

Твой преданный незадачливый кузен

Эдвард Темплтон ».

Новость, сообщенная кузеном сэру Ричарду, показалась совершенно невероятной. То, что лорд Картерет, упорствуя в абсурдной ошибке или побуждаемый запутавшимися советниками, несмотря ни на что решился арестовать Гарри Гейнора как капитана Дженкина, не было удивительным. Но чтобы Гарри Гейнор, которого он знал, о чьей карьере ему было все доподлинно известно, чей послужной список год за годом подтверждался хвалебными отзывами и рекомендациями, признал себя якобитским агентом, за которым долго охотилось правительство, — в это поверить было невозможно.

Сэр Ричард еще раз обдумал письмо кузена. Либо он сошел с ума, либо в основе судебного дела лежала чудовищная ошибка.

Он не стал тратить времени на ответ. Взволнованный сообщением, через два дня, — ровно столько времени потребовалось для улаживания дел в поместье, требовавших его личного участия, — сэр Ричард отправился в Лондон. Он прибыл туда еще два дня спустя — лошадей по его приказу гнали всю дорогу. В тот самый четверг, когда капитан Гейнор покинул дом профессора Близзарда, запыленная карета сэра Ричарда остановилась у дома мистера Темплтона.

Тот находился у себя в кабинете. Несмотря на поздний час, — часы давно пробили полдень — мистер Темплтон сидел в вишневом халате и в ночном колпаке. Длинное лицо кузена, казалось, еще больше вытянулось, побледнело и осунулось, щеки обвисли. Он походил на побитую собаку. В его глубоко посаженных глазах затаилась тоска. С первого взгляда на него становилось ясно: человек страдает от жалости к самому себе.

Мистер Темплтон поднялся и пошел навстречу кузену, приветственно протянув к нему руки:

— Мой дорогой Толлемах! — его низкий голос гудел, как орган, и был преисполнен грусти, — Ты проявил душевную щедрость, так быстро откликнувшись на мой зов, отозвавшись на мое... э-э-э... горе.

— Я был не в силах ждать, пока ты явишься ко мне, — услышал он в ответ. — Новость, сообщенная тобой, показалась мне фантастичной, невероятной. Я должен сам услышать объяснения. А уж потом я увезу тебя в Девоншир.

— Возможно, она фантастична, возможно, невероятна, но тем не менее это правда.

Сэр Ричард, как был, в дорожном костюме, опустился в кресло.

— Расскажи мне все! — нетерпеливо потребовал он.

— Ну, что еще сказать? Мое письмо...

— Да, да. Но из письма я узнал лишь сам факт. Я не поверю в него, пока не узнаю подробностей.

— Подробностей?

Мистер Темплтон, наклонив голову, прошелся по комнате. Наконец он остановился у письменного стола против сэра Ричарда. Он посмотрел в окно: серое небо, мелкий дождик, поникшие мокрые ветки кустарника в саду.