Поль Феваль - Горбун, Или Маленький Парижанин

— Лагардер, — задумчиво проговорил регент, в котором пробудились смутные воспоминания. — Это было еще при жизни старшего брата короля. Да, мы наблюдали за ним из этого окна… Маленький Лагардер…

— Ах, если бы Господу было угодно, чтобы вы вспомнили его двумя днями раньше! Но я продолжаю. Как только у меня возникли подозрения, что Лагардер вернулся в Париж, я возвратился к оставленному было плану. Я попытался захватить обоих обманщиков и документы, которые Лагардер похитил из замка Келюс. Несмотря на всю свою ловкость, Лагардер, или горбун, не смог помешать мне осуществить большую часть задуманного: он сумел спастись, но девушка и документы оказались у меня.

— И где же теперь девушка? — осведомился регент.

— Подле бедной обманутой матери, подле госпожи Гонзаго.

— А бумаги? Предупреждаю, они представляют для вас опасность, принц.

— Отчего же, ваше высочество? — надменно улыбнувшись, спросил принц. — Никогда не поверю, что вы в течение четверти века были товарищем, другом и братом человеку, о котором думали так скверно! Неужто вы полагаете, что я их уже успел подделать? Три нетронутые печати на конверте — вот лучший ответ относительно моей честности. Все документы у меня. Я готов передать их под расписку вашему королевскому высочеству.

— Сегодня вечером мы попросим их у вас, — сказал герцог Орлеанский.

— Сегодня вечером я буду готов — как, впрочем, и сейчас. Но позвольте мне закончить. После удавшегося мне похищения Лагардер был побежден. Но из-за этой его мерзкой личины все перепуталось. Я сам привел врага к себе в дом. Вы знаете, я люблю все странное, и в этом отношении на меня повлиял вкус вашего королевского высочества еще во времена нашей дружбы. Этот горбун снял за безумные деньги конуру моей собаки, он показался мне каким-то сказочным существом, короче, обвел меня вокруг пальца — к чему скрывать? Лагардер — действительно король фокусников. Оказавшись в овчарне, волк сразу показал зубы, но я не хотел ничего замечать, и только один из моих верных людей, господин де Пероль, взял на себя смелость тайно предупредить принцессу Гонзаго.

— Вы можете это доказать? — осведомился регент.

— С легкостью, ваше высочество, господин де Пероль все подтвердит. Однако принцесса и гвардейцы прибыли слишком поздно для двух моих товарищей — Альбре и Жиронна. Волк успел укусить.

— Значит, Лагардер был один против вас всех?

— Их было четверо, ваше высочество, считая моего кузена маркиза де Шаверни.

— Шаверни? — в изумлении воскликнул регент. Гонзаго лицемерно ответил:

— Когда я был в посольстве в Мадриде, он познакомился там с любовницей Лагардера. Должен сообщить вашему высочеству, что сегодня утром по моей просьбе господин д'Аржансон выдал постановление на арест Шаверни.

— А двое других?

— Они тоже арестованы. Это просто-напросто два фехтмейстера, известные тем, что раньше участвовали вместе с Лагардером во многих его злодействах и распутствах.

— Остается объяснить, — промолвил регент, — позицию, которую вы заняли этой ночью по отношению к своим друзьям.

Гонзаго устремил на регента взгляд, исполненный прекрасно разыгранного удивления. Затем немного помедлил и с насмешливой улыбкой спросил:

— Выходит, то, о чем мне сообщили, имеет под собою какие-то основания?

— Я не знаю, о чем вам сообщили.

— Да это просто чьи-то фантазии, ваше высочество, обвинения столь нелепы… Но это касается мудрости вашего королевского высочества и моего достоинства?

— Я не щажу своей мудрости, принц, и давайте на минутку отставим в сторону ваше достоинство. Говорите, прошу вас.

— Повинуюсь приказу, ваше высочество. Пока этой ночью я находился у вашего королевского высочества, пиршество в моем доме перешло всякие границы. Была взломана дверь моих личных покоев, где я укрыл обеих девушек с тем, чтобы наутро отдать их в руки принцессы. Нет нужды говорить вашему высочеству, кто был подстрекателем этого насилия, однако мои подвыпившие друзья приняли в нем участие. Между Шаверни и мнимым горбуном состоялась вакхическая дуэль. В качестве приза этого турнира была выбрана юная цыганка, которую хотели выдать за мадемуазель де Невер. Когда я вернулся, Шаверни валялся на полу, а торжествующий горбун был рядом со своей любовницей. Был составлен брачный контракт, под которым подписались все и кто-то даже подделал мою подпись!

Регент пристально смотрел на Гонзаго; казалось, он хочет проникнуть в самые потаенные глубины его души. Принц выдержал отчаянную битву. Входя к герцогу Орлеанскому, он, возможно, и рассчитывал встретить известную холодность со стороны своего друга и покровителя, однако никак не думал, что объяснение будет столь трудным и долгим. Все его ловко построенные выдумки, вся эта чудовищная ложь были, в сущности, на три четверит импровизацией. Гонзаго не только выставил себя жертвой собственного героизма, но и заранее подтвердил показания троих свидетелей, которые могли в чем-то его обвинить — Шаверни, Плюмажа и Галунье.

Регент любил этого человека со всею доступной ему нежностью, с самого юношества принц был в числе близких к нему людей. Это было на руку Гонзаго: за долгие годы тесной дружбы герцог Орлеанский не раз имел возможность убедиться, насколько ловок принц. В сущности, так оно и было. Услышь регент эти ясные и на вид такие точные ответы из других уст, он скорее всего поверил бы собеседнику.

У герцога Орлеанского было чувство справедливости, хотя история с полным на то основанием упрекает его во многих беззакониях. В сложившихся обстоятельствах регент, надо полагать, собрал в кулак, если так можно выразиться, все свое врожденное благородство, повинуясь высоким и печальным воспоминаниям, витавшим над всей этой историей. Речь шла о непременном наказании убийцы де Невера, которого Филипп Орлеанский любил, как брата, речь шла о том, чтобы вернуть имя, состояние и семью лишенной наследства дочери де Невера.

Регенту очень хотелось поверить Гонзаго. Если он и сопротивлялся, то лишь из чрезмерной щепетильности. Он не желал мучиться впоследствии угрызениями совести по поводу этого разговора. Все его мысли были выражены в словах, произнесенных им в самом начале: «Оправдайтесь, и вы увидите, люблю я вас или нет». И горе врагам оправдавшегося Гонзаго!

— Филипп! — после долгой паузы и с некоторым колебанием заговорил он, — Бог свидетель, как мне хотелось бы сохранить друга! К вам могла пристать клевета, ведь у вас множество завистников.

— Я обязан ими благодеяниям вашего высочества, — проговорил Гонзаго.

— Но вы справитесь с клеветой, — продолжал регент, — благодаря своему высокому положению, а также тонкому уму, который я так в вас ценю. Прошу ответить мне на последний вопрос. Что означает история с наследством графа Аннибале Каноцца?