Олег Гончаров - Боярин

– Да… – усмехнулся Иосиф, – поохотился…

– Уходить надо, – зажал воин ладонью рану на руке и оглянулся опасливо. – Как бы еще кто-нибудь на огонек не вышел.

– Помоги мне, Якоб, – и непрошеная слеза скатилась по разбитому лицу кагана Хазарского.

Не забыл Иосиф, кто его от позора спас. Так Якоб бен Изафет, отпрыск древнего, но захудалого рода, стал телохранителем кагана Иосифа. Из глуши своей в Итилъ перебрался, таких высот достиг, что и не мечтал даже. Старик считал, что в ту страшную ночь Якоба прислал к нему на выручку сам Господь, и относился к молодому воину с большим доверием.

Носитель Божественной силы никогда не вспоминал о том, что случилось на берегу горной речушки, а Якоб умел держать язык за зубами. И молчание это высоко ценилось каганом – новый начальник охраны получил просторный дом, слуг и достаточно ценностей, чтобы навсегда забыть о своей голодной и холодной юности. И вот теперь ему было оказано величайшее доверие – каган посвятил его в самую большую тайну Великой Хазарии.

Якоб торопился домой. Прошедший день оказался бурным, суматошным и волнующим.

С самого утра в Итиле было неспокойно. Весть о том, что Великий каганат обретает нового шада, быстро разнеслась по окрестностям. Вспенивая веслами воды Священной реки [10], к острову спешили лодки.

Вскоре на пристанях не осталось свободного места, а площадь перед дворцом наполнилась пестро разодетым народом.

Шумел народ, переругивался, каждый старался место получше занять. Чтобы видно было, чтобы слышно, чтобы толкались поменьше. Но какое там! Давка случилась. Троих до смерти затоптали, а четвертого с площади едва живого вынесли. Пришлось Якобу со своими воинами порядок наводить.

Ратники не церемонились: кого щитами распихали, а кому и плетками досталось. Не смотрели, кто там кавардак создает. И знатным, и не очень, и богатым, и бедным – всем досталось. Один толстомясый, в парчу дорогую укутанный, возмущаться стал. Дескать, он из древнего рода и положено ему местечко по такому случаю поближе к ступеням дворца занимать. Слуги ему дорогу сквозь толпу пробивали, а он, точно павлин, гордо вышагивал да орал на окружающих. Только вся гордость кончился, как только Якоб его плеткой промеж лопаток огрел и пинка под зад дал. Только взвизгнул наглец да в сторону сиганул – и про слуг забыл, и про древность рода своего. Оно и правильно. Нечего у телохранителя кагана Хазарского под ногами мешаться, особенно когда он свою службу несет.

За Якобом – в две колонны – воины. Кольчуги на них позолотой сияют, в руках копья длинные, на головах шлемы с конскими хвостами. Ратники умело разорвали толпу надвое и, выстроив коридор от пристани Рассвета до дворца, застыли, словно каменные статуи.

Якоб шлем на голове поправил и довольно хмыкнул. Три года на кагановой службе не прошли даром ни для него, ни для его подчиненных. После гибели Давида новому телохранителю пришлось немало потрудиться, чтобы воины охраны понимали его с полуслова и полувзгляда. Вначале охранники не восприняли его, уж больно любили своего бывшего предводителя, считали Якоба выскочкой и деревенщиной. Часто за его спиной отпускали обидные шуточки и не слишком спешили повиноваться. Но несколько выбитых в кулачном бою зубов и пара сломанных в поединках рук быстро дали им понять, что новый начальник охраны не любит шуток.

– И где ты выучился так драться? – спросил его как-то многое повидавший на своем веку воин, прикладывая к своему сломанному носу мокрую тряпицу.

– Я вырос в горах, – ответил ему Якоб и, гордо оглядев ратников, изготовился к новому поединку. – Следующий!..

Три года он натаскивал воинов, требовал от них беспрекословного повиновения, словно это не люди, а бойцовые псы, и добился своего. Теперь, глядя на то, как слаженно действуют охранники, Якоб решил, что его труды были не напрасны.

Он подтянул перевязь, усыпанную самоцветами, меч из ножен вынул, на плече пристроил, поднялся по ступеням к огромным воротам дворца, встал на одно колено и опустил голову, дожидаясь выхода кагана.

– Долгой жизни кагану Иосифу! – выкрикнули привратники, и крик этот подхватила толпа.

Заревели трубы, заухал большой барабан, завизжали дудки, добавляя еще больше шума. Это значило, что Великий каган Хазарский вышел к своему народу.

Иосиф невольно сощурился от солнца. Этой ночью он не смог выспаться, и теперь от яркого света щипало глаза.

– Ну, что там? – тихо спросил он телохранителя.

– Мальчишка готов, – ответил Якоб и встал за спиной кагана. – Ждут только приказа.

– Кому мальчишка, – усмехнулся Иосиф, – а кому шад и владыка.

Он поднял руки вверх, призывая народ к тишине, и, когда люди на площади успокоились, громко произнес:

– Встречай народ Великой Хазарии нового владетеля своего! – И трижды хлопнул в ладоши.

И люди повалились наземь, уткнули носы в известковые плиты площади, не смея поднять глаза. Только охранники остались стоять среди распростертых тел, но и те зажмурились, чтобы не оскорбить нового шада.

– Ты не знаешь, зачем они сюда пришли? – обернулся каган к телохранителю. – Ведь все равно ничего не увидят.

– Зато внукам и правнукам потом рассказывать будут, как принимали нового шада, – пожал плечами Якоб.

Между тем от пристани Рассвета через площадь медленно брел убеленный сединами старик, который вел за руку ярко разодетого и до смерти перепуганного мальчишку лет семи. Тот озирался по сторонам, настороженно поглядывал на замерших воинов, на лежащих на земле людей, на большие дома, окружающие площадь, и все крепче сжимал пальцы своего провожатого. Он шел осторожно, словно по тонкому льду, готовый при первой же опасности броситься наутек. А старик что-то монотонно бубнил ему, стараясь успокоить, и настойчиво подталкивал вперед. Навстречу Судьбе.

Наконец они дошли до лестницы и остановились. И стихло все вокруг. Якобу на миг показалось, что люди, распростертые ниц, даже дышать перестали.

– А вот и он! – торжественно и громко провозгласил старик. – Шад Великой Хазарии! Встречай, каган! – Старик низко поклонился Иосифу и шепнул мальчишке:

– Иди и не бойся.

Мальчишка поднялся по ступеням, подошел к кагану и застыл, затаив дыхание. Некоторое время они разглядывали друг друга: каган Великой Хазарии и мальчик, которому выпала доля стать соправителем Иосифа и умереть. Наконец каган улыбнулся и сказал:

– Пойдем, – и повел мальчишку во дворец.

И как только дверь за каганом и шадом закрылась, народ с земли встал и закричал приветственно.

Потом был пир, и много сластей, и красивая музыка, и девушки танцевали вокруг обритого наголо, совершенно растерянного от навалившихся на него чудес мальчишки. Он все еще испуганным зверьком смотрел на все, что творится вокруг, с жадностью уплетал угощение и запивал вином. Пока новый шад добирался из северных земель, его кормили только дважды: первый раз, когда забрали из семьи, а второй – когда он упал в голодном обмороке за борт и едва не утонул. Теперь же от изобилия пищи мальчишке чуть не стало дурно. В жизни он не видел столько еды, – рожденный в бедной пастушьей семье, он и не знал, что на свете так много вкусного. И уж точно мальчишка не знал, что в яства, которые ему беспрестанно подсовывал пестро разодетый, совсем не страшный каган, подмешано зелье.