Мишель Зевако - Нострадамус

— Погоди, дорогой мой, — ответил ему Роншероль, — не мы одни томимся в ожидании. На кухне подкрепляется один бедный малый, который сидит здесь и ждет тебя с двух часов пополудни.

— Что это за человек? — спросил Рено со смутным беспокойством, предвещавшим беду, которая могла вот-вот случиться.

— Чей-то посланец, — внимательно вглядываясь в него, сказал Сент-Андре.

— Посланец из Монпелье, — уточнил Роншероль, также пожирая глазами молодого человека.

Услышав последние слова, Рено сорвался с места, как сумасшедший. Не прошло и двух секунд, как он уже беседовал с курьером.

— Вы прибыли из Монпелье?

— За одиннадцать дней, сударь. Я делал почти по восемнадцать лье в сутки, загнал в дороге двух лошадей, и.вот я уже с полудня в Париже!

Рено протянул посланцу отца кошелек, полный золотых монет.

— Где он берет столько золота? — прошептал Роншероль.

— Тихо! — зашипел на него Сент-Андре. — Посмотрим. Послушаем.

Приезжий радостно схватил кошелек и в обмен протянул Рено письмо. Молодой человек резким жестом сорвал печать и — побледнев, тяжело переведя дух — принялся читать. В послании было написано:

«Если в течение двадцати дней я не получу эликсира, который мой ученый брат Экзаэль наверняка передал тебе для меня, я умру. Двадцать дней — все, что мне осталось. Поторопись, сын мой! Но если ты приедешь слишком поздно, вот моя последняя воля: ты разроешь мою могилу и прочтешь пергамент, который найдешь спрятанным в одежде, надетой на меня перед похоронами. Обнимаю тебя, дорогое мое дитя, посылаю тебе мое благословение. Утешь свою матушку, вели ей не плакать, скажи ей, что моя последняя мысль была о ней и о тебе и что я жду вас обоих в прибежище астральных душ.

Н.

Поторопись! Поторопись! Может быть, еще есть время…»

Когда Рено поднял глаза от письма, он был смертельно бледен. Нахмурив брови, юноша некоторое время что-то сосредоточенно в уме подсчитывал, видимо, пытаясь охватить всю ситуацию в целом и решить мучающую его проблему. Потом твердым шагом подошел к огню и сжег присланное отцом письмо. Только после этого он обратился к курьеру:

— Тебе знаком человек, приславший тебя?

— Нет, мессир. Но я пообещал ему добраться сюда за двенадцать дней. Ваша милость видит, что я сдержал слово, даже управился всего за одиннадцать!

— Хорошо. Но мне нужно проделать весь путь за девять дней. Это возможно?

— Да, если загнать полдюжины добрых лошадок…

— Я загоню десяток и потрачу на дорогу неделю. Что ж, можете идти, друг мой.

Посланец поклонился до земли и исчез.

— Что, плохие новости? — спросил Роншероль.

— Очень, — процедил Рено сквозь зубы.

— Какое несчастье, друг мой! — воскликнул Сент-Андре. — Тебя словно преследуют беды! Потому что — только не отрицай, Рено, а то я перестану верить в твою дружбу! — вот уже неделю я вижу, что ты подавлен каким-то страшным горем. Твои возгласы, твое поведение, твой голос, рыдания, которых порой ты не в силах сдержать, — все, все говорит об этом!

— Да, — подтвердил Роншероль, — и началось это… Когда же? Погоди-погоди… Ах да, в тот самый день, когда происходил этот мятеж нищих на Гревской площади! Когда сожгли колдунью…

Рено опустил голову. Сердце его будто сжимали тиски. Он переживал одну из тех минут, когда человек, каким бы сильным и мужественным ни был, может просто умереть, если не услышит слова утешения, одну из тех минут, когда человек забывает об осторожности, об угрожающей опасности, обо всем на свете, когда он способен отдать все за самую малость дружеского участия.

— Эта колдунья… — начал он шепотом.

— Ну? В чем дело? Говори же! Эта колдунья?

— Она моя мать!

— Твоя мать! — хрипло повторил за ним Роншероль, и несчастному юноше показалось, будто он слышит в голосе друга жалость и сочувствие.

— Да… Моя матушка! — горестно повторил он и, рыдая, бросился в раскрытые ему навстречу объятия барона де Роншероля.

А барон, крепко прижимая его к себе и шепча слова утешения, думал:

«Он у меня в руках! Ему конец! Это была его мать! Господи помилуй! Я же это подозревал… Ай-ай-ай! Он у меня в руках! Сын колдуньи задумал жениться на дочери Круамара! Вот это да!»

Как ни странно, Рено довольно быстро удалось взять себя в руки, подавить волнение, и его так называемым «братьям» почудилось, будто он обладает какой-то загадочной таинственной силой воздействия на собственные чувства.

— Друзья мои! — абсолютно спокойным голосом сказал он. — Известия, которые я только что получил, вынуждают меня нынешней же ночью покинуть Париж. Роншероль, ты найдешь для меня хорошую лошадь. А у тебя, Сент-Андре, при дворе большие связи. Ты поможешь мне получить пропуск через Адовы ворота note 5.

— Нет ничего проще! — отозвался Сент-Андре.

— Пропуск понадобится мне к часу ночи.

— Отлично, дорогой друг. Но как же твоя свадьба? Ты отложишь венчание до времени, когда вернешься в Париж?

— Нет, — ответил Рено решительно и непреклонно. — Вы познакомитесь с моей нареченной сегодня, вместо того чтобы познакомиться завтра. В Сен-Жер-мен-л'Оссерруа через час после полуночи начинается месса. Вот во время этой мессы мы и обвенчаемся с Мари. Вы же придете туда, братья мои?

— Конечно! — обрадовался Сент-Андре. — Значит, увидимся в половине первого?

— Значит, в Сен-Жермен-л'Оссерруа, — уточнил Роншероль. — Но лучше мы там будем к полуночи.

— Прекрасно, — сказал Рено. — Так действительно лучше. Встречаемся в полночь. У меня хватит времени представить вас моей невесте.

Молодые люди вышли все вместе из дома Рено и разошлись по сторонам. Рено побежал к священнику, который должен был служить мессу, Роншероль и Сент-Андре отправились заниматься своими делами.

В этот момент было около десяти часов вечера.

— Давай-ка зайдем сюда, — предложил Роншероль спутнику, указывая на еще открытый в этот поздний час кабачок. Они зашли, уселись за столик, к ним приблизился слуга с хитроватой физиономией.

— Бутылку испанского вина, — потребовал Роншероль. — Перья. Бумагу. Чернила. Воск.

Сообщники обменялись взглядами, честно говоря, они побаивались друг друга.

— Ну, наконец-то! — вздохнул Сент-Андре, и вздох этот мог бы показаться стороннему наблюдателю мучительным, настолько теснила грудь мерзавца нечаянно выпавшая на его долю радость.

— Неплохо получилось, да? На этот раз — он пропал! То, что мы тщетно пытались узнать целую неделю, он сам преподнес нам на блюдечке!

— Да. И Его Высочеству дофину не на что будет пожаловаться сегодня ночью…

Роншероль склонился к уху Сент-Андре и прошептал:

— Но для этого нужно, чтобы бракосочетание не состоялось.

— Ба! — отмахнулся тот. — Какое имеет значение это венчание, если сразу после него новобрачный отправится по своим делам?