Альфред де Бре - Дочь императора

«Как! – прошептала она. – Неужели простой купец? О, нет, это невозможно!..»

Она знаком подозвала Шлоссера и ласково отпустила от себя Марианну, которая поспешила к Маргарите.

Купец подошел с изящным, почтительным поклоном, в котором сказывался дворянин; этот поклон не ускользнул от внимания госпожи фон Гейерсберг.

– Правда ли, любезнейший, что я звала вас сюда? – спросила она, внимательно рассматривая его.

Да, сударыня, и вот письмо, которого вы меня удостоили, и к которому было приложено другое письмо, написанное очень дорогой рукой, давно уже покрытой холодом смерти.

– Это так, – сказала госпожа фон Гейерсберг, узнавшая свой почерк, – но каким образом это письмо попало в ваши руки?

– Потому что оно было адресовано на имя рыцаря Герарда фон Брука, а рыцарь Герард фон Брук – я.

– Но к чему же этот купеческий костюм, который так странно противоречит вашим изящным манерам…

– Это маска, сударыня!

Госпожа фон Гейерсберг почувствовала облегчение и вздохнула.

– Потрудитесь идти за мной в ту комнату, – сказала она мнимому купцу, указывая ему на соседнюю с большой залой комнату. – Мы там поговорим свободнее.

Он сделал движение, будто хотел подать руку госпоже фон Гейнсберг, но тотчас поправился и только снова поклонился.

Как только они вошли в маленькую гостиную, как только Вальдемар запер дверь, он взял стул и сел возле госпожи фон Гейерсберг.

– Эта молодая девушка, которая с вами, – сказал он взволнованным голосом, – дочь моя… не правда ли?

Госпожа фон Гейерсберг колебалась.

– Не бойтесь ничего, – сказал он ей. – Я тот самый человек, который обожал вашу несчастную подругу, и которому она отдала и сердце, и жизнь. О, не отвечайте! Я чувствую что-то, что говорит мне, что эта прекрасная и благородная девушка – то самое дитя, которое я считал навсегда потерянным для себя, и о существовании которого я только теперь узнал из письма Эдвиги. Маргарита похожа на вас обеих, как будто Богу было угодно соединить в ней ваши черты, как он соединил ваши сердца.

– Да, это точно дочь Эдвиги, – проговорила наконец госпожа фон Гейерсберг, тронутая искренним волнением Герарда.

– Как же случилось, что бедное дитя избежало рук барона и попало к вам?

Тогда госпожа фон Гейерсберг рассказала ему следующее, прибавляя к этому некоторые подробности, которые мы опускаем, как лишние:

Когда Филипп, паж госпожи фон Риттмарк, спускался по веревке со своей драгоценной ношей, по нему выстрелили. Опасно раненый, он выпустил веревку и вместе с кормилицей упал в глубокую воду широких рвов замка.

Запутавшись в свое платье и, вероятно, не умея плавать, Марта утонула. Филиппу удалось выплыть и вылезти на берег. У рва стояло несколько оседланных лошадей. Он вскочил на одну из них и, продолжая держать ребенка на руках, ускакал.

Отъехав от Риттмарка на несколько миль, он остановился, чтобы кое-как перевязать свою рану; он однако сделал это, не слезая с лошади, потому что чувствовал, что у него не хватит сил снова сесть в седло. Потом он поехал дальше.

На другой день утром, работник, отправлявшийся в замой Гейерсберг, рассказал с испуганным видом, что недалеко от парка он видел труп пажа, возле которого лежала маленькая девочка, полумертвая от ужаса и холода.

Госпожа фон Гейерсберг тотчас собрала нескольких слуг и отправилась на место, указанное работником, который, в своем глупом страхе, не подумал унести ребенка.

Паж еще не умер, как думал работники, но был при смерти.

Вероятно, когда он слезал с лошади, выехав в парк, повязка сдвинулась с его раны; ночной холод и утомление окончательно истощили последние силы, еще поддерживавшие бедного мальчика. Он умер в тот же день, несмотря ни на какие пособия.

Маргарита была очень больна, но это был крепкий и здоровый ребенок, скоро пересиливший болезнь.

В пакете, который госпожа фон Гейерсберг получила от пажа, было три письма.

На одном было написано: «Дочери моей Маргарите. Пусть она вскроет это только в тот день, когда ей исполнится 18 лет».

Второе было адресовано рыцарю Герарду фон Бруку, в Аугсбург, в гостиницу «Черного Орла».

Наконец, третье было на имя госпожи фон Гейерсберг.

Госпожа фон Риттмарк сознавалась ей в своем проступке и открывала ей тайну рождения Маргариты.

«Я имею много причин думать, что настоящее имя Герарда не то, которое он носит, – писала несчастная женщина. – Он сам почти признался мне в этом, но умолял меня не расспрашивать его об этом. Я убеждена, что у него нет никакой позорной причины скрываться, а между тем его таинственность страшит меня за Маргариту. Впрочем, кто знает? Быть может, в ту минуту, когда я к тебе пишу, Герард сам погиб в засаде, которую ему уготовили!

Если Бог будет милосерден ко мне, и ты согласишься воспитывать Маргариту, умоляю тебя – оставь ее при себе до 18 лет и не выдавай ее замуж раньше этого срока.

В эти годы она будет в состоянии отличить хорошее от дурного и, с помощью твоих советов, решится на что-нибудь.

За месяц до того дня, когда ей минет 18 лет, я прошу тебя отослать это письмо Герарду фон Бруку. Он сказал мне, что если мое письмо будет отправлено к нему по этому адресу хоть через 10 лет, он получит его.

Если можно, я желала бы, чтобы он увидел свою дочь за несколько дней до ее восемнадцатилетия; это дало бы ему возможность подумать, что можно для нее сделать. Так как все-таки не надо подавать бедной Маргарите надежды, которые могли бы привести к жестокому разочарованию, я желала бы, чтобы она не знала, что видит перед собой отца. Все это будет очень трудно, я знаю, но делай все, как знаешь, и веди к лучшему. Посылая Герарду мое письмо, ты могла бы назначить ему свидание».

Кроме того в письме были различные указания и рассказ о событиях, которые нам уже известны.

«Доверяю тебе то, что мне дороже в мире, – писала Эдвига в заключении, – единственную надежду, которая до сих пор поддерживала мою печальную жизнь. Через несколько часов я предстану перед Богом: простит ли он мой проступок во имя всех моих страданий? Он один знал мою жизнь. Он один видел мои слезы раскаяния, и те горькие слезы, которые я проливала в тот день, когда поклялась никогда больше не видеть Герарда. Моли за меня Бога, мой благородный, святой друг; молись особенно за мою дочь. Проси Бога, чтобы она походила на тебя, и люби ее так же сильно, как любила твоего несчастного друга.

Эдвига».

Госпожа фон Гейерсберг во всей точности соблюдала просьбы госпожи фон Риттмарк.

Она сделала для своего старого друга то, чего, конечно, никогда не решилась бы сделать лично для себя, то есть решилась на ложь и выдавала всем Маргариту за дочь своей двоюродной сестры.

Госпожа фон Гейерсберг оставила Маргариту при себе и воспитывала ее у себя на глазах. Редкое дитя было предметом таких нежных, а главное, таких умных забот.