Альфред де Бре - Дочь императора

– Закройте ему голову и заткните рот, чтобы не слышно было его криков, – сказала Сара крестьянам. – Вот так… Свяжите его покрепче и отнесите в развалины монастыря. А сами скорее, опять по местам.

Четверо крестьян унесли Флориана; остальные снова прилегли за окрестными могилами в густой, высокой траве. Зильда спряталась в чаще деревьев.

Вскоре на кладбище вошли четверо слуг с зажженными факелами. Впереди них шел старый церковный сторож, который должен был указать новобрачным могилу баронессы Риттмарк. Подойдя к памятнику, он указал на него супругам.

– Отойдите и подождите нас, – сказал граф старику и слугам с факелами.

Маргарита подошла, опираясь на руку мужа, к гробнице матери, и оба опустились на колени перед могилой.

– Перед этим прахом повторяю тебе клятву любить тебя всю жизнь, – с увлечением сказал граф своей молодой жене. – Пусть все эти мертвецы восстанут против меня, если я когда-нибудь изменю тебе!

– А скажи-ка, благородный граф, сколько таких клятв ты нарушил? – сказала Сара, внезапно выходя из-за деревьев.

Испуганная Маргарита бросилась в объятия мужа.

– Не бойся, милая, – сказал он, прижимая ее к себе левой рукой, а правой отталкивая колдунью. – Я не дам тебя обидеть. Прочь, несчастная! – крикнул он Саре. – Стража, сюда, возьмите эту женщину!

– Час пробил! – громка произнесла Сара, и в ту же минуту из-за ближайших могил поднялись крестьяне и бросились на графа и графиню. За ними другие воины Сары окружили и закололи двух сторожей и четверых слуг с факелами.

– Час пробил теперь для всех! – повторила Сара звучным голосом.

– Час пробил теперь для всех! – откликнулся голос на другом конце кладбища, где другая засада ожидала этого сигнала, чтобы кинуться на слабый конвой Гельфенштейна.

Почти в ту же минуту раздались два-три выстрела и послышался смешанный шум, топот лошадей, удары мечей о латы…

Человек двадцать крестьян разом бросилось на графа, – он защищался, как лев, и сбрасывал прицепившихся к нему многочисленных врагов, как дикий кабан стряхивает впившихся в него собак. Если бы его не связывала Маргарита, которую он старался защитить, то ему, может быть, удалось бы ускользнуть от своих врагов.

Но, наконец, побежденный, он упал, и его связали, как Флориана, не затыкая впрочем рта.

– Негодяи, – воскликнул он, обращаясь к крестьянам, окружившим плачущую Маргариту, – горе тому из вас, кто осмелится дотронуться до нее. Клянусь Богом!..

– Твои угрозы также бесполезны, как были бы бесполезны обещания и мольбы, – прервала Сара. – Я одна могу распоряжаться здесь. Слышишь ли, гордая графиня? – продолжала она, приближаясь к Маргарите. – Ты побледнела, ты уже трепещешь, но этого еще мало: я хочу видеть тебя коленях, хочу, чтобы ты молила о пощаде!

– Никогда! – гордо отвечала Маргарита. – Никогда дочь Максимилиана не преклонит колени перед такой женщиной, как вы.

– Безумная! – возразила Сара. – Ты своей спесью только усиливаешь ненависть и гнев, кипящие во мне… Оглянись… Разве ты забыла, что здесь, в этом месте, исчезают все пустые различия, придуманные людьми. Когда нас схоронят под этой землей, из которой все мы вышли, кто через две недели различит труп гордой графини Эдельсгейм от трупа бедной цыганки Зильды?

Несмотря на свое негодование, Гельфенштейн начинал сознавать опасность своего положения и чувствовал, что единственное средство спасти графиню – обратиться к великодушию Сары.

Подавив свой гнев и гордость – чего, конечно, он не сделал бы для спасения собственной жизни – он начал голосом, дрожавшим от подавленного негодования.

– Какова бы ни была месть, которую вы задумали, Сара, она должна пасть только на меня: графиня не виновата в моих проступках относительно вас.

– Не виновата, говоришь ты? – прервала Сара. – Как? Эта женщина, обладающая богатством, счастьем, лишила меня, бедную, одинокую, единственной любви, единственного утешения, которое могло заставить меня забыть мои несчастья и преступления. И ты осмеливаешься говорить, что она не виновата… Ты, кажется, шутишь…

– Зильда, я тебя…

– Зильда умерла в тот день, когда вы перестали любить ее, граф; я теперь Сара, Черная Колдунья, дочь сатаны, женщина, жаждущая мести!..

– Сара, – сказал граф, сдерживая свою ярость при взгляде на бледную встревоженную Маргариту, – Сара, положим что я виноват. Но скажи мне, что мне делать, чтобы получить твое примирение, – продолжал он, заменив этим словом слово прощение, которое не мог выговорить. – Назначь выкуп…

– Выкуп! – прервала Сара с презрением. – Все сокровища мира не вознаградили бы меня за один миг тех мучений, которые терзают меня. Выкуп!.. Нет… слезы за слезы, позор за позор, горе за горе!.. Ты видишь эту женщину, – прибавила она, указывая на Маргариту жестом, полным ненависти и ревности… – Она молода, хороша… чиста, как ангел… Твои губы едва осмелились прикоснуться к ее девственному рту, не правда ли?.. Потому что она знатная дама, а только знатных любят с уважением… Итак, эта женщина, которую я также ненавижу, как ты любишь, которая меня также презирает как ты ее уважаешь… эта женщина, моя соперница, мой враг, и я отдам ее этим крестьянам и завтра буду иметь право оттолкнуть ногой благородную графиню, публично опозоренную, обесчещенную всей этой сволочью, как вы выражаетесь, господа дворяне.

– Сара, ради Бога! – воскликнули в один голос граф и Маргарита, приведенные в отчаяние этими ужасными словами.

– Что мне Бог, – прервала Сара с яростью, доходившей до исступления. – Я ведь ридская колдунья, дочь ада! Мой покровитель – сам черт, и я сейчас отдам ему свою душу, если он подскажет мне какое-нибудь еще более страшное наказание для этой ненавистной женщины.

– О! Как это ужасно, – воскликнула Маргарита, когда Сара обратилась к крестьянам, давая им знак приблизиться… – Какова бы ни была ваша злоба… неужели вы решитесь подвергнуть женщину такой пытке… Я в вашей власти… убейте меня, замучьте, если простой смерти недовольно для вашей ненависти, но пощадите!

– А, вот ты умоляешь! – сказала Сара, положив руку на плечо Маргариты и глядя на нее с таким выражением, что у молодой женщины от ужаса кровь застыла в жилах.

– Не смотрите на меня так, – говорила Маргарита умоляющим голосом. – О! Вы были правы, сказав, что я склоню перед вами колени. Да, Сара, я на коленях прошу вас, умоляю – прикажите убить, но не предавайте на оскорбления!

– А, вот ты и плачешь? – говорила Зильда.

– Пощадите! Именем вашей матери, вашей сестры, пощадите!

– Моя мать? – вскрикнула Сара… – Она умерла от горя и нищеты… Моя сестра? О! Ты хорошо сделала, что пробудила это воспоминание… Моя сестра, говоришь ты?.. Ее могила там, рядом с могилой матери… Она умерла от отчаянья, когда ее покинул твой муж. Несчастная! Ты не знаешь разве, что здесь в каждой могиле лежит жертва, готовая восстать против вас? Смотри: здесь прах моего мужа, бедного старика, которого я убила… да, убила… чтобы спасти графа Гельфенштейна, моего любовника… А там дальше могила моего отца, который при виде моего преступления убил себя на моих глазах… Осмелься еще произнести имя этих жертв, чтобы вымолить прощение себе и графу – палачу их!