Поль Феваль - Роковое наследство

– Что ж он тогда на ней не женится? – спросила госпожа Канада.

– Да видишь ли... Он же не только шевалье, он еще вдобавок то ли граф, то ли маркиз, то ли кто повыше...

– А лет ему сколько?

– Поди узнай! То у него лицо белое, гладкое, хоть в театр его бери на амплуа первого любовника, а то оно все в морщинах. День на день не приходится. Порой ему не дашь и двадцати пяти, а порой встретишь его утром, когда он еще за туалет не садился, и видишь, что ему уже за сорок. А вот месяц тому назад он болел и выглядел на всё семьдесят. В театре Амбигю я много таких пьес пересмотрел – попадаются, знаешь ли, такие проходимцы, которым удается неведомо как помолодеть и они соблазняют женщин, но в конце концов им воздается по заслугам за все их подлости. Негодяи, корчась, падают на авансцене, и зрители видят, что в куче яркого трепья барахтается тощенький жалкий старичок.

– А девушка его любит? – спросила укротительница.

– Любит ли его юная Ирен? – воскликнул Эшалот. – Ну, еще бы! Он словно приворожил ее. Она ведь такая простушка. Сама видишь: кротка – воды не замутит. Словом, ангел, а не девушка. Сидит день и ночь, склонившись над пяльцами, вышивает. Потом-то я сообразил, почему господин Мора велел мне вежливо с ней раскланиваться. Мой патрон все время пускает в ход такие изощренные уловки, что ему почти всегда удается достичь своей цели. Ему нужно было, чтобы девица понемногу привыкла ко мне и перестала считать чужим. Еще бы! Ведь я при каждой встрече говорю ей с улыбкой: «Добрый день» или «Добрый вечер!» Красавица Ирен и господин Ренье помолвлены с детства, ну а господин Мора решил помешать их свадьбе и поставил целый спектакль, в котором отвел мне небольшую, но довольно значительную роль. Вот так-то! Эшалот помолчал, а потом прибавил, опустив глаза:

– Вся беда в том, что я сыграл ее с блеском. И если теперь юноша и девушка не вместе, то я в этом тоже виноват.

– Конечно, меня это нисколько не оправдывает, – продолжал Эшалот, – но господин Ренье тогда и впрямь вел себя довольно-таки подозрительно. Живопись он забросил, и, честное слово, я не раз подумывал: а не засасывает ли молодого художника тот же водоворот, что и всех прочих? Изредка он навещал Ирен. Не знаю, что уж он ей там нашептывал, беседовали они всегда очень тихо, но только после их разговоров глаза у нее всегда были полны слез.

Однажды шевалье Мора сказал мне: «Бедное дитя осталось сиротой, и за нее некому заступиться. А этот презренный доведет ее до сумасшествия». Я спросил, кого он называет «презренным». Мне и в голову не пришло, что речь идет о господине Ренье.

И знаешь, каков был ответ моего патрона? Он сказал:

– Очень мило с твоей стороны, что ты так привязан к юноше, с которым длительное время был в дружеских отношениях. Но не вступайся за него, ибо теперь он сильно изменился. Приемный отец сослужил ему дурную службу, приучив к расточительности. В один прекрасный день господин Винсент исчез, и денег молодому человеку стало брать неоткуда. А так как наш приятель ни в чем не привык себе отказывать, то он недолго думая решил примкнуть к сообществу Черных Мантий.

– Не может быть! – вскричал я. – Такой благородный человек – и вдруг...

– Да, мне это тоже крайне неприятно, – отозвался господин Мора, тяжело вздыхая, и прибавил как бы нехотя: – Как же я измучился! Ведь он и юную Ирен пытается втянуть в свои темные дела. Бедная девочка сопротивляется изо всех сил – ведь она у меня умница, и к тому же ее хранит моя любовь. Но каждый день ей приходится выдерживать такие баталии! Она тает на глазах! Больно смотреть на ее бледненькое личико. Я боюсь, как бы у нее не развилась чахотка...

И правда, с некоторых пор наша прекрасная Ирен стала слабеть, худеть, а ее болезненная бледность просто-таки бросалась в глаза.

Я – человек прямой, и я честно сказал патрону:

– И все-таки мне это странно, сударь. Вы, конечно, мужчина хоть куда и, когда захотите, можете кому угодно пятьдесят очков вперед дать, но и господин Ренье недурен собой. Он молод, красив, высок, статен, и мне непонятно, отчего это девушка предпочитает ему вас.

– Я моложе, чем ты думаешь, – отвечал господин Мора, с трудом сдерживая ярость. – И не выгляжу юным лишь потому, что на мое лицо наложили свою печать многие годы страданий и тревоги.

– Но все равно, – не отступал я, – сразу видно: вы старше господина Ренье лет на двадцать; это бросается в глаза, потому что вы между собой очень схожи. Только у него красивая шелковистая бородка, а вы бреетесь.

Господин Мора метнул в мою сторону ненавидящий взгляд, однако когда он заговорил, в голосе его слышался подавленный смешок:

– Ты что же, действительно считаешь, что этот презренный похож на меня?

– Похож как две капли воды и на вас, и на вашу сестру, – отвечал я. – Держу пари, что если его побрить или если вам приклеить бородку, то в сумерках и, само собой, на некотором расстоянии вас не отличишь друг от друга.

У моего патрона есть привычка: когда он что-нибудь обдумывает, начинает крутить большими пальцами. Вот и теперь после моих слов его пальцы пришли в движение, причем вдобавок он внимательнейшим образом еще и рассматривал носки своих ботинок. Я продолжал в надежде, что он изменит свое мнение о господине Ренье:

– А что до того, что, мол, он один из этих бандитов, то готов поклясться: в «Срезанном колосе» он никогда не бывает, и никто о нем там и слыхом не слыхивал.

– Главари не посещают «Срезанный колос», и по именам их там не знают, – проворчал господин Мора.

Тут мне было трудно что-нибудь возразить: что правда, то правда – многие имена остаются в тайне.

– Ну а юная Ирен? – не сдавался я. – Ведь если бы встречи с ним ей были так уж неприятны, она бы давно его прогнала. Она ведь вольна поступать, как ей вздумается.

Мой патрон поморщился, вконец раздосадованный.

– Эшалот, я так давно тебя прикармливаю – и никакого проку! Да будет тебе известно, что этот мерзкий господинчик учинил нынче ночью на меня покушение. Хотел прикончить меня самым подлым образом!

Черт побери, вот тут я опешил. Места здесь и прямь глухие, и если мне случается поздно возвращаться по Каштановой улице, то я всегда иду по середине мостовой. А господин Мора мне и рассказывает, что на углу улицы Пармантье, у скотобоен, его в темноте поджидали трое молодчиков... Но чую я, что в его рассказе что-то не так, хотя вроде бы соблюдено полное правдоподобие... Тебе еще не надоело меня слушать, дорогая?

Госпожа Канада вздрогнула и словно бы очнулась от сна.

– Я усыпил тебя? Не слишком это лестно, когда...

– Нет-нет, – запротестовала она. – Я вовсе не спала. Какое там! Я просто заслушалась – до того интересная история. Но в ней есть что-то недосказанное, и дело не в том, что ты не успел еще всего рассказать. Тут есть что-то странное, и я все пытаюсь понять... Чует мое сердце, неспроста этот господин Мора... Ясно, что нападение ночью – вранье, чушь собачья. Ну, говори же, говори! Чего в конце концов он от тебя потребовал?