Джефри Триз - Разыскиваются

- О, вполне достаточно комнаты.

- Я думаю, мама с радостью приютит вас. Раньше у нас часто бывали постояльцы, все больше из актеров, которые приезжали каждую неделю, а теперь, со всеми этими кино, уже не то.

- Большое спасибо. Вы живете в этом доме?

- Нет, но совсем рядом. Вы знаете Голдсмит-стрит? А вообще все равно, сейчас четверть девятого. Если вы подождете до девяти, я вас сама отведу, как только закрою лавку.

Едва последний гулкий удар Маленького Джона, городских часов, отзвучал и слился с уличным шумом, как Сэлли Смит вышла из кондитерской, сменив белый халат на нарядное пальто в яркую клетку и приладив на светлой головке модную шляпу.

Рот у нее по размеру и по цвету был такой, что дядюшка Монти наверняка назвал бы его "почтовым ящиком" [*] Назвал бы "почтовым ящиком" Почтовые ящики в Англии окрашены в красный цвет. , но зато улыбка ее была самая неподдельная.

- Простите, что заставила себя ждать. В субботу мы кончаем позже, чем обычно. А в другие дни - в восемь.

- Во сколько же вы начинаете? - спросил Дик, не зная, как поддержать разговор.

- В половине девятого. Открываем в девять, но до этого надо все прибрать, и подмести, и пыль смахнуть.

Мне всегда так хотелось устроиться в кондитерскую! - сказала Энн. - А теперь уж и сама не знаю. Ужасно длинный рабочий день. Уж очень мало остается времени на теннис, плавание и на все остальное, правда?

- Да и денег маловато, - выразительно сказала Сэлли, - если у вас нет дружка с хорошим жалованьем. Я хочу быть независимой, но на несчастный фунт стерлингов в неделю далеко не уедешь по нынешним-то ценам - и маме надо помочь, и пару чулок купить...

Деловые кварталы остались позади; они оказались на тихой улице, которая, плавно изгибаясь, шла под гору. Дома здесь стояли наклонно к тротуару, как бы расталкивая друг друга локтями, чтобы взглянуть своими окнами на улицу и посмотреть, кто по ней идет.

- Вот мы и пришли, - сказала Сэлли.

Они остановились перед домом с выступающими окнами в одном-двух футах от потускневшей металлической ограды. Над дверями висело объявление: "Сдаются комнаты". Сэлли взбежала на крыльцо, распахнула дверь и крикнула:

- Ма-а-а! Из комнат шел какой-то очень вкусный пряный запах, который в этот холодный и сырой августовский вечер казался особенно приятным.

Появилась мама. Это была крупная женщина; в маленькой, тесной прихожей она казалась еще крупней. На голове у нее, как у древних язычниц, возвышалась тяжелая копна порыжевших от хны волос, а на груди раскачивался из стороны в сторону увесистый медальон.

- Пожалуйте, пожалуйте! - пригласила она.- Фред поставит ваши велосипеды. Да, в такую ночку под открытым небом не заночуешь! Того и гляди, схватишь простуду. У миссис Смит в теплой кроватке куда уютней будет! И мамаше вашей, знай она, что вы у добрых людей, сразу полегчало бы на душе.

- Ма, ужин готов? - деловито осведомилась Сэлли.

- Да. И чаек уже готов. А вы, может быть, поужинаете? Вам куда - в комнату подать или со всем честным семейством не побрезгуете, как говорится, за столом - целый дом?

- Все равно, миссис Смит, как вам удобней,

- Вы любите жареный рубец с луком? - спросила Сэлли. - Мы его всегда едим по субботам.

- Кажется, мне его еще никогда не доводилось есть, - сказала Энн.

Миссис Смит пригласила всех в заднюю комнату.

- Рубца с луком не кушала! Ну и ну! Знай, что, не отведав его, из Ноттингема и уезжать грешно. Нигде во всей Англии его не готовят так вкусно, как у нас. Так, по крайней мере, говаривала моя актерская братия.

Стены комнатушки были сплошь облеплены фотографиями, на которых красовались размашистые автографы, сделанные выцветшими от времени чернилами: "Единственной и неповторимой миссис Смит - от Поющих Сестер", "С любовью - Флория Флайт", "С чувством признательности - нижеподписавшийся Ле Циммерман (собственноручно)" - эти и десятки других подобных надписей красноречиво свидетельствовали о любви, которую питала к миссис Смит добрая половина театральных звезд предшествующего поколения.

Все уселись за стол. Миссис Смит - у чайного подноса, по обеим сторонам от нее, на почетном месте, - Дик и Энн, а напротив - Сэлли и ее брат Фред, худой молчаливый юноша с незажженной сигаретой за оттопыренным розовым ухом.

Дик и Энн сильно проголодались. Крепкий чай сильно обжигал рот, и горький лук тоже.

- Вы не подумайте, - говорила хозяйка, - что у нас всегда было так убого. О нет! Помню, сиживала я в большой гостиной во главе стола и разливала на двенадцать персон. К нам захаживали все знаменитости - Великий Маг и Чародей, Человек-Змея, Флория Флайт, Веселые Девы, Ле Циммерман, - да всех и не перечтешь. Полюбуйтесь на эти карточки - все с надписями. А потом выдумали говорящие фильмы, и тогда все кончилось. Вот горе-то! По крайней мере, для меня. Ведь я всю жизнь театральных актеров обхаживала. А каково им-то самим, а? Что вы на это скажете?

Сказать они ничего не могли, да если б и могли, то она все равно бы не дала. Бурно переводя дух, так что медальон ходуном ходил у нее на груди, она продолжала без умолку тараторить:

- Просто ума не приложу, что бы мы делали, если бы у Фреда не было хорошей работы. И Сэлли гнет спину с утра до ночи за какие-то несчастные семнадцать шиллингов в неделю...

- Ма! - запротестовала Сэлли и закусила губу.

Никто, кроме Энн, не заметил, что она соврала раньше - ей стыдно было признаться, что она зарабатывает так мало [*] фунт стерлингов/шиллинг В фунте стерлингов - двадцать шиллингов. .

- Ты тут ни при чем. Всякий знает, что стоит тебе заикнуться, как тебя тотчас же вышвырнут на улицу и наймут другую, помоложе, прямо со школьной скамьи, да еще за меньшую плату. Просто срам! Сэлли так хорошо училась, сейчас она была бы совсем ученая, а пришлось вот на жизнь зарабатывать!

Дику стало не по себе, и он попытался переменить разговор, спросив, где находится Фрейм-стрит, и объяснив, что там в детстве жил его отец.

- Как! - Сэлли так и разинула рот.- Неужели ваша семья могла жить на Фрейм-стрит?

- Ты ничего не понимаешь, - вмешалась мать. - Когда я была девочкой, Фрейм-стрит считалась одной из лучших улиц Ноттингема. Непременно прогуляйтесь туда пораньше утречком.

Так и было решено. И после ночи, проведенной на огромной кровати с гигантскими пуховиками, едва городские колокольни возвестили начало утренней службы, брат и сестра вышли из дому вместе с Сэлли.

- Это в самом центре, - объяснила Сэлли. - Только сейчас там никто не живет, кроме тех, кому больше негде голову преклонить.

- А когда-то это была шикарная улица, - сказала Энн. - Помнишь, папа рассказывал о званых вечерах, которые они здесь давали. Вереница карет растягивалась во всю длину улицы, а однажды они раскинули над входной дверью балдахин и расстелили поперек улицы красный ковер.