Питер Марвел - В погоне за призраком, или Испанское наследство

Говорят, что матросы не большие мастаки бегать, но Джереми опроверг эти ложные слухи, продемонстрировав завидную скорость. Уильям тоже не отставал, хотя душа его противилась этому позорному, по его мнению, бегству и требовала вступить в схватку лицом к лицу. Единственное, что его останавливало, – это нежелание терять своего нечаянного соратника из виду. Сам Джереми вряд ли предавался подобным размышлениям. Вместо этого он бежал что есть духу по кривым запутанным улочкам, перепрыгивая через изгороди и топча огороды, которые вначале сменились каменными добротными домами, а затем вновь перешли в жалкие хижины, коекак слепленные из глины и тростника. На прогретых полуденным солнцем улицах не было ни души – только тощие собаки валялись на мостовой, изнывая от жары и косясь на бегущих бельмастыми глазами.

В какой-то момент Уильям сообразил, что крики и топот преследователей стихли, и остановился. Джереми по инерции пробежал еще несколько шагов, но, обернувшись, тоже встал и, привалившись спиной к мохнатому стволу кстати оказавшейся поблизости пальмы, принялся жадно глотать горячий воздух.

– Вы бы, сэр... спрятали шпагу... а то... мы с вами на виду... а слухи тут мигом... – отрывисто проговорил он, озираясь по сторонам.

Сквозь какое-то тряпье, служившее в ближайшей хижине чем-то вроде двери, на беглецов с большим любопытством таращились чумазые детские физиономии. Уильям сообразил, что с окровавленным клинком в руке он действительно выглядит необычно, и поспешно спрятал оружие в ножны.

– Хоть я и англиканин, – сообщил Джереми, – но обязательно поставлю свечу Святой Деве Марии за наше с вами счастливое избавление, потому что, как мне кажется, без чуда тут не обошлось. Признаюсь вам, что там, в таверне, я уже попрощался со своей грешной жизнью. Эти французы...

– Наверное, мы должны поблагодарить Бога за наше спасение, – согласился Уильям. – Но, честно говоря, если бы не ваша расторопность, Джереми...

– Пустяки! – ухмыльнулся моряк. – Обычное дело. А вот вы, сэр, ловко накололи этого наглеца. Умеете обращаться со шпагой, ничего не скажешь!

Уильям, который не думал, что заслуживает похвал, слегка зарделся. Но Джереми тут же озабоченно добавил:

– Только теперь вам около форта появляться не стоит! Считайте, что вас тут теперь каждая собака знает. Этот Длинный Мак, я слышал, на всех французских каперах плавал, везде свой человек. И еще он англичан ненавидит. Он потому к нам и привязался, потому что увидел – англичане. Хорошо, мы с вами ноги унесли, а то бы...

– Ну, мы хотя бы ноги унесли, – не совсем уверенно произнес Уильям. – А кое-кто эти самые ноги протянул. Это похуже будет.

– Ага, – согласился Джереми. – Только попомните мое слово – нужно вам поскорее убираться с этого острова, сэр! Внешность у вас приметная. Можете в следующий раз в переделку и похуже попасть.

– Черт подери! Куда же мне убираться? – с великой досадой вскричал Уильям. – Проклятый капер, из-за него мы теперь как в ловушке!

– Да просто нужно к тому самому пирату наняться, – рассудительно заявил Джереми. – Право слово! Давайте я вас в ту деревню сведу, где этот одноглазый пришвартовался. Там и кабак имеется – он туда обязательно заглянет. А это и недалеко уже. Вон, если через тот лесок к заливу спуститься...

Он махнул рукой в сторону пальмовой рощи, раскинувшейся неподалеку на склоне, и сразу же зашагал в ту сторону, считая разговор законченным. Уильям рассудил, что его спутник прав и лучше унести ноги подальше, пока у них еще есть возможность это сделать.

Они прошли через рощу, которая оказалась гораздо протяженнее, чем выглядела со стороны, и выбрались на побережье. Каменистый и довольно крутой спуск вел к песчаному пляжу, белый песок которого казался девственно чист, словно на него никогда не ступала нога человека. Посередине небольшой бухточки стоял на якоре корабль, в котором Уильям сразу же узнал «Голову Медузы». По другую сторону бухты виднелись крыши небольшого селения. Маленькие домики лепились друг к другу среди скал, как пчелиные соты.

Джереми нашел некое подобие тропинки среди камней, и они осторожно спустились к самой воде. Лишь когда сапоги Харта утонули в песке, Уильям окончательно почувствовал себя в безопасности. Он обернулся. Пальмы, нависающие над этим природным убежищем, лениво колыхали зеленые кроны, и среди них не было видно ни единого человека. Кажется, они действительно скрылись от возможной погони. Уильям еще раз посмотрел в сторону бухты и увидел, что из тени корабля вышла шлюпка. Ритмичные взмахи весел медленно, но неуклонно гнали ее к берегу.

Уильям и Джереми, прошедшие уже половину пустынного пляжа, находились куда ближе к селению, чем шлюпка, и поэтому первыми оказались в деревенской таверне, где под навесом в очаге, сложенном из камней, горел огонь, над которым медленно поджаривалось мясо, нанизанное на вертел. Уильям, которому так и не удалось пообедать, при виде такого великолепия мрачно проглотил слюну.

Спутник его чувствовал, наверное, то же самое – это было видно по его голодным глазам. Они уселись за грубо сколоченный стол, и Уильям бросил на него серебряную монету, звон которой привлек внимание кабатчика, неприметного, средних лет мужчины, голову которого покрывал завязанный на морской манер синий платок. Джереми, который, похоже, знал местные обычаи получше Уильяма, произнес что-то на ломаном французском языке. Кабатчик неторопливо приблизился, попробовал монету на зуб, и, спрятав ее себе за пазуху, так же неторопливо удалился к очагу. В руках его словно из воздуха возник огромный нож. Ловко отрезав от свиной туши два аппетитных куска мяса, кабатчик поместил их на не слишком чистую оловянную тарелку и невозмутимо подал это нехитрое угощение гостям. Потом он извлек две кружки и наполнил их прямо из бочки светлым пенящимся напитком. Джереми быстро схватил одну из них обеими руками и, запрокинув голову, с видимым удовольствием осушил ее.

– Пальмовое вино! После всяких передряг самое лучшее средство, – похвалил он, вытирая губы. – Попробуйте, сэр! На первый взгляд, ничего особенного, но продирает до самых кишок! Чувствуешь себя, как будто только что на свет народился. Местные переняли этот рецепт у индейцев. Индейцев на острове, по правде говоря, теперь не найдешь, но зато вино после них осталось отменное. Настоящая радость моряка!

Уильяму не хотелось ронять себя в глазах спутника, и он решился на пробацию [43]. Не успел он выпить и трети, как у него зашумело в голове. Ноги и руки его сделались как ватные, отказываясь подчиняться своему хозяину. Уильям с тоской подумал о неминуемом опьянении и его последствиях, и, чтобы хоть как-то спасти положение, схватился за мясо и принялся, орудуя одним ножом, молча поглощать его, не глядя по сторонам.