Карл Май - Том 12 и 13. Сатана и Искариот (роман в трёх частях)

— О, какое горе! Какая жалость! — услышал я у себя за спиной крики ошеломленных людей. — Его оружие бьет на большое расстояние! Сейчас он попал в наши ружья, а потом отнимет у нас жизни! Поехали назад, потому что Аллах не хочет, чтобы правоверные умирали от руки неверного, к тому же чародея!

Шейх поднялся с земли и стоял теперь среди своих всадников, скрючившись от боли. После того как я поднялся в седло, мы отправились дальше, а преследователи остались на месте и вскоре исчезли из поля нашего зрения.

— По-твоему, они повернут назад? — спросил Эмери.

— И не подумают, по крайней мере — не шейх. Трех таких лошадей ни один бедуин ни за что на свете не отдаст.

— Тогда мы должны позаботиться о том, чтобы они потеряли наш след.

— Это только отнимет у нас время и нисколько не поможет.

— Не поможет? Но если они потеряют наши следы, то мы отделаемся от этих арабов!

— Нет. Ты же слышал его сообщение, что коларази направляется в Хаммамет. Он знает, что мы его преследуем, а значит, тоже поскачет туда. Он последует в Хаммамет независимо от того, заметит наши следы или нет, а там потребует от нас свое.

Мы скакали целый день, не заметив больше ни одного преследователя. Впрочем, и следов тех, за кем гнались сами, мы тоже не находили. Хотя, теперь это было неважно, потому что мы уже знали, куда они направились. Столь благоприятное для них преимущество мы теперь не могли ликвидировать, и у нас оставалась единственная надежда, что в это время в маленьком Хаммамете не окажется судна, на котором можно бы было выйти в море.

К вечеру мы оставили за собой равнину и подъехали к горам Уссала, где нашли достаточно корма и воды для наших лошадей. Но для нас самих ничего, кроме воды, не было. Никакой пищи мы с собой не захватили, и нам пришлось лечь спать голодными, к чему нам было не привыкать.

На следующий день, возле развалин Небанны, мы встретились с бедуинами-уссала, оказавшими нам дружеский прием. За несколько мелких серебряных монет мы получили столько провизии, что спокойно могли выдержать до самого Хаммамета.

В тот день мы доскакали до Махалуте-Кафра, где и заночевали, а на следующий проехали через развалины Зелума, Кафр-азеит и Эль-Менару и к вечеру достигли Хаммамета.

Первым делом я отправился к раис-эль-мине [172]. От него я узнал, конечно, за плату, что в течение четырех или пяти дней из гавани не выходило ни одного судна, кроме какого-то маленького катера.

— Кому он принадлежит?

— Тунисскому иудею по имени Муса Бабуам.

Этот случай был бы крайне благоприятен для обоих беглецов, и я был убежден, что они использовали эту возможность, тем не менее я осведомился:

— А пассажиры были на этом катере?

— Да, двое.

— Кто такие?

— Коларази паши, пожелавший добраться до Туниса морем, и один молодой человек из Билад-ул-Америк.

— И когда отошел катер?

— Сегодня утром, с отливом. Пассажиры прибыли сюда незадолго до отправления. Они быстренько продали своих верблюдов, а потом прошли прямо на борт, в последний момент перед отходом.

— Катер будет заходить куда-нибудь до Туниса?

— Нет, весь его груз предназначен для Туниса.

— А сколько времени ему надо, чтобы добраться туда?

— При таком, как сейчас, ветре — трое суток, пожалуй.

Эти сведения были благоприятны для меня, потому что до Туниса я мог доскакать за два дня. Значит, я окажусь там за сутки до прихода катера. Правда, я не был уверен, отважатся ли Мелтоны высадиться там, но Тунис оставался для них если не единственной, то ближайшей гаванью, где они могли попасть на борт большого парохода, если только раньше, в открытом море, случайно не встретятся с таким судном и не переберутся на него.

Эмери был того же мнения. Он высказал свое согласие, а потом спросил:

— Мы поедем рано утром?

— Если это тебе подходит. Или ты можешь предложить что-то другое?

— Пожалуй. Ты же был убежден, что шейх последует за нами до этого городка. Он может появиться здесь очень скоро. Не лучше ли для нас сойти с его дороги?

— Ты прав. Проедем немножко вперед по дороге к Солиману. Нам ведь все равно где ночевать; лучше уж спать под открытым небом, чем в каком-нибудь мензиле [173]этого городка.

И вот еще вечером мы оставили Хаммамет и переночевали в одной оливковой рощице, расположенной поблизости. На следующий день мы добрались до Солимана, а еще через день, после полудня, въезжали в Тунис, где мучительно долго ожидали прибытия катера. Трех лошадей я отправил в Бардо, где они поступили в распоряжение господина ратей.

По расчетам капитана хаммаметского порта, нам надо было ждать прихода катера только один день; но прошло почти трое суток, прежде чем он появился в гавани Ла-Голетты. Пассажиры на берег не сошли. С капитаном переговорить я не смог, но, когда маленькое суденышко встало на якорь, я услышал страшный вой на его борту и увидел, как задали трепку какому-то мальчишке, а потом отшвырнули его. Он перевалился через планширь [174], встал на ноги и, повернувшись к катеру, погрозил кому-то кулаками, что-то крикнув при этом, но я не расслышал его слов. Парень медленно заковылял к городу, я пошел за ним.

Уволенный юнга средств к существованию не имел никаких, но его это, кажется, особенно не беспокоило. Он точно знал, чем будет заниматься, и когда я догнал его и хотел было уже пройти мимо, он протянул руку и попросил бакшиш. Я дал ему щедрую милостыню и поинтересовался его делами. Он был то, что называется «тертый калач» и, несмотря на свои четырнадцать лет, уже много испытал, а теперь вот в первый раз вышел в море, но по возвращении в порт был избит и уволен.

— А были у вас на борту товары или пассажиры?

— Кроме груза, было еще двое пассажиров.

— Они сошли на берег в Голетте?

— Нет. Сначала мы должны были зайти на остров Пантеллерия, там они и сошли, купили себя франкскую одежду; потом снова поднялись на борт, и мы три дня курсировали туда-сюда, пока не показался большой пароход; они перебрались на него и уплыли.

— Как назывался этот пароход?

— Не знаю.

— А откуда он шел и куда направлялся?

— И этого я не знаю, потому что мой раис [175]посчитал, что такие сведения мне не нужны.

Больше я ничего не узнал; мальчишка в море был впервые и слишком мало разбирался в человеческих отношениях, чтобы дать мне исчерпывающий ответ. Одно было ясно, самое важное и самое неприятное: разыскиваемые нами беглецы уплыли на большом европейском пароходе. Конечно, они намеревались воспользоваться первой предоставившейся им возможностью, чтобы отправиться в Америку, и теперь надо было постараться если уж не опередить их, то, по меньшей мере, не оставить им времени на исполнение их злодейских намерений.

Об этом я и сообщил своим спутникам, жившим вместе со мной в том же самом отеле, в котором мы останавливались сразу после нашего прибытия в Тунис, и они единодушно согласились отплыть на пароходе, который завтра должен был отправиться в Марсель. Там, в чем я был уверен, мы быстро найдем судно, идущее в Америку.