Карл Май - Том 12 и 13. Сатана и Искариот (роман в трёх частях)

Он медленно и спокойно спустился к могольонам, выхватил ружье у ближайшего к нему индейца, отдал его нихору и скомандовал громким голосом:

— Пусть все могольоны отдадут свои ружья, ножи, если не хотят, чтобы их немедленно застрелили!

И, повернувшись к другому врагу, что, выкатив глаза, уставился на него как на привидение, Эмери заорал на того:

— Ну, скорее же! Ружье, а то…

Он вытащил револьвер и приставил его к груди краснокожего. Тот безропотно отдал ружье. Пример был подан, и остальные могольоны отдали свои ножи; ни на что иное, казалось, они не были готовы, кроме как повиноваться. Их охватила паника. Тем отчаяннее вел себя Мелтон. Он кричал, чтобы они не подчинялись, приказывал им стрелять, вопил и бранился, называл трусами, но поднять ружье с земли, самому оказать сопротивление — на это он не отваживался. Эмери, находившийся еще внизу, подошел к нему, поднял ружье, сунул ему в лицо револьвер и пригрозил:

— Молчи, глупец, иначе я укорочу твой язык! Еще одно слово, и оно может быть последним в твоей жизни! Давай сюда твои игрушки, они тебе больше не понадобятся!

Он достал у него из-за пояса остальное оружие и поднялся ко мне наверх.

— Все в порядке, Чарли, — сказал он. — Банда обезоружена. А теперь что делать?

— Скрутить их. Пусть они поодиночке, друг за дружкой, поднимутся наверх, где их свяжут.

— О’кей! Кто не пойдет, получит пулю.

Он снова спустился вниз. Виннету и Данкер направились за ним после того, как последний передал Юдит нихору. Зоркий Глаз тоже сошел вниз, чтобы угрозами принудить колеблющихся к повиновению. Впрочем, большинство могольонов действовало разумно; они осознали, что сопротивление безнадежно, и сдались в плен. Менее понятливым в конце концов пришлось последовать этому примеру. Связать их удалось чрезвычайно быстро. Каждый был стянут по рукам и ногам своим собственным лассо, а затем уложен на траву.

Последним, за кого мы взялись, был Джонатан Мелтон. Сперва он бросал вокруг себя дикие взгляды и вообще вел себя как человек, ищущий путь к бегству, но он был бы слепцом, если бы не замечал, что любая подобная попытка неминуемо грозит бедой. Один-единственный раз он сделал три-четыре поспешных шага вверх по склону, но тут Юдит, охваченная страхом, закричала ему:

— Оставайся внизу, оставайся внизу, иначе они застрелят тебя! Мне сверху лучше видно, чем тебе, что спасения нет. Эти люди ужасны!

Тогда он сделал пару шагов назад, уселся на землю и, повернувшись к воде, тупо уставился на нее. Через какое-то время он поднялся, взял камень, лежавший поблизости и опять сел наземь. Что он хотел сделать с камнем? Я спрашивал себя об этом, не находя, однако, ответа. Употребить его взамен оружия как метательный снаряд? Смешно!

Вот так он и сидел, пока не были связаны последний юма и последний могольон. Тут к нему подошел Эмери и, подняв голову, спросил меня:

— Этого негодяя тоже ведь надо связать?

— Конечно.

— А если он будет отбиваться?

— Уложи его ударом ружейного приклада, тогда уж он послушается!

Тут Мелтон быстро подпрыгнул вверх, отскочил на несколько шагов назад от Эмери и закричал мне:

— Я должен позволить себя связать?

— Да, мастер. Я приказал это, и тут, пожалуй, по-другому не выйдет. Если вы не подчинитесь, то мы вас слегка лишим чувств; одним хорошим ударом можно это быстро сделать. Когда вы потом очнетесь, будете уже связаны!

— Могольоны меня освободят!

— Не берите себе это в голову! Четыре сотни нихоров уже готовы их встретить. Вы же видите: у меня за спиной сотня противников.

— Это устроил ты, сатана! — зашипел он. — Что вы со мной намерены сделать?

— Мы доставим вас в полицию, которая очень тоскует о вас.

— Где мой отец?

— Уже на пути туда.

— А его деньги?

— У мистера Фогеля, которому они принадлежат.

— Тысяча проклятий!

Такой ярости в человеческом голосе я еще не слышал. Затем он сделал два шага в сторону воды, словно хотел туда бултыхнуться, чтоб утопиться, но вновь отпрянул, видимо, потому, что у него не было мужества на это, сорвал сумку, что носил, перекинув через плечо, на ремне, распахнул ее, прежде чем Эмери смог помешать этому, сунул внутрь камень, закрыл ее и, издевательски расхохотавшись, швырнул сумку подальше в воду, где она тотчас пошла ко дну. Юдит издала пронзительный вопль, закрыла лицо руками и простонала:

— Пропали! На веки вечные пропали!

Затем, словно безумная, помчалась к нему вниз и заревела на него:

— Трус! Предатель! Обманщик! Это и мне принадлежало! Это было и мое тоже! Теперь ничего нет, безвозвратно пропало!

— Да, нет… нет! — бормотал он.

— И моей это было собственностью, точно так же, как и твоей! Ты мне обещал это! Это была плата, цена моего сердца! Неужели ты думаешь, что я полюбила бы тебя без денег? И ты выбрасываешь их, ты, негодяй, ты, жалкий слабак, ты!

Она схватила его за руки и стала трясти. Он оттолкнул ее и прокричал:

— Прочь от меня, змея! Ты обрекла меня на гибель! Если бы я не последовал за тобой в твой пуэбло, то у меня было бы сейчас все, что душе угодно, и свобода тоже, которую я теперь потерял. Я схвачен… схвачен… схвачен!

— Вот так, вот так! — кричала она, снова вцепившись в него и встряхивая. — Ты меня обманул, я тебя ненавижу. Я радуюсь, что ты в плену, в восторг приду, когда услышу, что палач, слышишь, ты, палач…

Он зажал ей рот ладонью и проорал:

— О палаче ты говоришь, о моей смерти! Но ты, прежде чем мне руки свяжут, дорогу мне проложишь! Отправляйся туда, чертовка; отправляйся в ад, откуда ты и пришла!

Он оттолкнул ее, и она упала в озеро, а он свесился с края берега и голосом безумца прокричал ей вслед:

— Там, внизу, — сумка! Поищи ее! Я тебе ее обещал; теперь она твоя. Поздравляю, поздравляю!

Я помчался вниз, чтобы прыгнуть за Юдит, но Виннету опередил меня. Через несколько секунд он выбрался вместе с ней на поверхность, и руки множества индейцев протянулись, чтобы принять ее у него. Мелтон даже не взглянул на эту сцену, а схватил меня за руку и прошипел:

— Вы отправились за мной, чтобы получить мои деньги, много денег! Не так ли, сэр?

— Да, — спокойно ответил я.

— Тогда прыгайте в озеро. Я их выбросил туда!

— Это неправда!

— Неправда? Сэр, они были у меня в сумке, которая только что исчезла в воде. Исчезла! Вы знаете, что это значит? Ради денег люди жертвуют своей честью, совестью, покоем, высшим блаженством, попирают законы. Делают… делают… делают все, чтобы победить. А когда заполучат их, нужно скрываться в глуши, где ими нельзя насладиться. Потом же мчатся за проклятой бабой, что намерена разделить с тобой деньги, а не муки совести, и выбрасывают их, лишь бы не отдавать, в воду… в воду… в воду! Вы знаете, сэр, что это значит?