Карл Май - Том 2 и 3. Виннету: Виннету. Белый брат Виннету. Золото Виннету

— Мне плевать, как вы это назовете — местью или наказанием. Убийство всегда остается убийством, и нечего хвастаться своей справедливостью.

— Я не убью вас, а отведу в ближайший форт и отдам в руки правосудия.

— И вы уверены, что справитесь с этим делом? Ведь как-никак я тоже кое-что значу. А может случиться так, что вы окажетесь в моих руках. Но я по натуре злодей и, в отличие от вас, от мести не отрекаюсь. А она уже близка! Она уже здесь!

Он воскликнул громко и радостно и, как выяснилось, имел на то весьма веские основания. В то же мгновение со всех сторон раздался жуткий вой и на поляну высыпали краснокожие. Мускулистые воины кайова в боевой раскраске на лицах обступили меня тесным кольцом.

Итак, Гейтс обманул меня! Кайова следовали за Сантэром в Наггит-циль!

Узнав от Сантэра о гибели Виннету, смертельные враги апачей решили торжественно отметить радостное для них событие на могиле его отца и сестры. Подобные торжества были делом обычным среди краснокожих. Появление же кайова в Магворт-Хиллз было на руку Сантэру, поэтому он и вел себя так самоуверенно и дерзко.

Краснокожие застали меня врасплох. Я выхватил револьвер из-за пояса, но, увидев плотное кольцо из полусотни воинов, сунул его обратно. Сопротивление было бессмысленно, о бегстве нечего было и думать. Я оттолкнул тех, кто стоял ко мне ближе других, и громко воскликнул:

— Воины кайова, остановитесь! Здесь ли ваш молодой вождь? Только ему я сдамся добровольно.

Краснокожие отступили на несколько шагов и стали оглядываться в поисках Пиды, который не принимал участия в нападении. Молодой вождь стоял поодаль, прислонившись к дереву.

— Добровольно? — вскричал Сантэр, которого кайова уже успели освободить. — О какой доброй воле смеет говорить негодяй, называющий себя Олд Шеттерхэнд ом! Он вынужден сдаться, иначе погибнет. Взять его!

Сам он не посмел броситься на меня. Кайова, послушные его приказу, снова подступили ко мне и попытались взять меня голыми руками. Я защищался изо всех сил, и уже несколько человек лежало передо мной, сраженные ударом кулака, но в любом случае они одолели бы меня, если бы не появился Пида и не приказал своим воинам:

— Стойте, отойдите от него! Он хочет сдаться мне.

Воины кайова немедленно отступили, а Сантэр, брызгая слюной, продолжал вопить:

— Бейте его! Бейте, пока он не испустит дух. Пусть каждый воин ударит его! Я приказываю!

Молодой вождь подошел к беснующемуся Сантэру, остановил его пренебрежительным жестом и спросил, глядя в упор:

— Кто дал тебе право приказывать моим воинам? Разве ты не знаешь, кто их вождь?

— Я друг кайова, и с моей волей они должны считаться!

— Кто тебе сказал, что ты друг кайова?

— Твой отец.

— Ложь! Мой отец никогда не называл тебя словом «друг». Ты всего лишь бледнолицый, чье присутствие мы терпим.

Я быстро огляделся: все воины кайова смотрели на Пиду и на Сантэра. Можно было бы попытаться воспользоваться этой небольшой заминкой и проложить себе путь через толпу краснокожих, но тогда мне пришлось бы оставить в их руках свои ружья. Пока я раздумывал, не решаясь расстаться с подарком мистера Генри, Пида с презрением отвернулся от Сантэра и подошел ко мне. Он заговорил со мной, называя меня моим индейским прозвищем:

— Сэки-Лата стал моим пленником. Отдаст ли он добровольно свое оружие?

— Да, — ответил я, в глубине души радуясь тому, как он со мной обращается. Его тон и слова свидетельствовали об уважении ко мне, и я вручил ему нож и револьверы.

Сантэр потихоньку попытался поднять с земли мои ружья и завладеть ими, что не укрылось от глаз Пиды.

— Почему ты берешь ружья Сэки-Латы? Он сдался мне, и его оружие стало моим!

— А кого ты должен благодарить за то, что он попал в твои руки? Только меня! Когда вы пришли, он уже был моим пленником, так что и Олд Шеттерхэнд, и его ружья принадлежат мне!

Пида угрожающе поднял руку и приказал:

— Отнимите у него ружья Сэки-Латы!

Множество рук протянулось к Сантэру, и он, изрыгая проклятия, бросил мое оружие на землю.

— Я отдаю его тебе, но оно обязательно вернется ко мне! Вождь Тангуа рассудит нас!

Пида не удостоил его ответа. Я протянул руки молодому вождю, чтобы он собственноручно связал их, но в это время ко мне подскочил взбешенный неудачей Сантэр и попытался вытащить у меня из кармана завещание Виннету.

— Бери его самого, берите его оружие, но все, что лежит у него в карманах, будет моим!

— Убирайся прочь! — разъярился я.

Он отпрянул, испуганный моим окриком, но быстро совладал с собой и злобно усмехнулся.

— Тысяча чертей! Ты еще брыкаешься? Тебе крышка, спасения ждать неоткуда, ты уже почти мертв! А я хочу знать, что ты выкопал и что там читал. Не упрямься, все равно золото станет моим.

Он снова приблизился ко мне и снова попытался влезть в мой карман. Мои руки еще не были полностью связаны, только на одной из них висела ременная петля, поэтому я быстрым движением ухватил его рукой за горло, а левой ударил в висок. Негодяй рухнул на землю, как подкошенный.

— Уфф! Уфф! — раздалось вокруг.

— Теперь вяжи меня, — произнес я спокойно, протягивая Пиде свои руки.

— Сэки-Лата заслужил свое имя, — с уважением посмотрел на меня молодой вождь. — Что Сантэр хотел достать из твоего кармана?

— Бумагу с письменами, — ответил я, не вдаваясь в подробности, чтобы скрыть истинное значение лежащих у меня в кармане листов.

— Он что-то сказал о золоте.

— Откуда ему знать, о чем говорят письмена? Скажи мне лучше, чей я пленник: твой или его?

— Мой.

— Тогда почему ты разрешаешь ему грабить меня?

— Краснокожие воины желают только получить твое оружие, до всего остального им дела нет.

— Разве по этой причине все остальное должно стать собственностью этого негодяя? Разве Олд Шеттерхэнд — мальчишка, в чьих карманах может хозяйничать кто угодно? Я сдался тебе и тем самым оказал тебе честь как воину и как вождю. Почему же ты забываешь, что и я — воин и вождь и с такими, как Сантэр, могу говорить только как с псом? Достаточно одного пинка, и он перестанет лаять.

Индеец уважает смелость и гордость даже в том случае, если обнаруживает их у своего самого заклятого врага. Кайова знали меня, знали мои правила и не могли забыть, что в те времена, когда я, спасая Сэма Хокенса, захватил в плен Пиду, с головы сына вождя не упало ни единого волоса.

Краснокожие смотрели на меня чуть не с суеверным уважением, а Пида доброжелательно — конечно, с точки зрения индейца — ответил:

— Сэки-Лата самый храбрый из белых воинов, а тот, кого он свалил с ног ударом, известен среди нас как человек с двумя языками и двумя лицами. Я запрещаю ему прикасаться к тебе и совать свои руки в твои карманы.