Карл Май - Том 2 и 3. Виннету: Виннету. Белый брат Виннету. Золото Виннету

Иначе обстоит дело, когда пытают труса, который кричит и воет при малейшем ранении или, чего доброго, даже просит о пощаде. Мучить такого труса не доставляет почета, пытка становится скорее позором для мучителя, поэтому в конце концов не находится ни одного бравого воина, который бы пожелал продолжить ее, — и труса убивают.

Так же поступили и с Рэтлером. Его столкнули в реку, после чего двум мальчикам было отдано приказание выстрелить по нему из ружей. Обе пули попали в голову, и он тотчас же скрылся под водою.

Презрение индейцев к Рэтлеру было столь велико, что дальнейшая судьба трупа их совершенно не интересовала, и когда мертвое тело, уносимое течением, поплыло вниз по реке, они не удостоили его даже взгляда. Может быть, он не был убит, а только ранен, может быть, он притворился пораженным насмерть и нырнул под воду, чтобы в безопасном месте вновь появиться на поверхности, заниматься им дольше не стоило труда!

Инчу-Чуна подошел ко мне и спросил:

— Доволен ли теперь мною мой молодой бледнолицый брат?

— Да. Благодарю тебя.

— У тебя нет причины меня благодарить. Даже если бы я не знал твоего желания, я поступил бы совершенно так же. Эта собака не стоила того, чтобы быть умерщвленной во время пытки.

Тогда я обратился к нему со следующим вопросом:

— Что думают теперь предпринять апачи? Похоронить Клеки-Петру?

— Да.

— Будет ли мне и моим товарищам дозволено принять участие в похоронах?

— Да. Если бы ты не обратился ко мне, я сам попросил бы вас присутствовать. Ты разговаривал с Клеки-Петрой, когда мы ушли, чтобы привести лошадей. Обычный ли это был разговор?

— Нет, это был разговор очень серьезный, значительный как для него, так и для меня. Разрешите мне сообщить вам, о чем мы тогда говорили!

Формулируя свою просьбу, я употребил множественное число, так как между тем к нам подошел Виннету.

— Говори!

— Когда вы ушли, мы уселись рядом. Оказалось, что у нас общая родина, и мы стали разговаривать на нашем родном языке. Он многое пережил, многое перенес и рассказывал мне об этом. Он сказал мне, что очень полюбил вас и желал бы иметь возможность умереть за Виннету. Несколько минут спустя Великий Дух исполнил его желание.

— Почему он хотел умереть за меня?

— Потому что он любил тебя, и еще по другой причине, которую я назову тебе после. Он думал, что смерть его будет искуплением.

— Когда он, умирая, лежал у меня на груди, он говорил с тобою на языке, которого я не понимал. Что это был за язык? — спросил Виннету.

— Это был наш родной язык.

— Говорил ли он обо мне?

— Да.

— Что он сказал?

— Он просил меня сохранить тебе верность.

— Сохранить… мне… верность?.. Но ведь ты меня тогда еще совсем не знал!

— Я знал тебя, так как я тебя видел, а кто видит Виннету, тот знает, с кем имеет дело; к тому же он мне рассказывал о тебе.

— Что же ты ему ответил?

— Я обещал ему исполнить его желание.

— Это было его последнее желание. Ты стал его наследником. Ты обещал ему остаться мне верным, ты охранял и щадил меня, в то время как я преследовал тебя — как врага. Удар моего ножа всякому другому принес бы смерть, но твое крепкое тело вынесло его. Я кругом в долгу перед тобой. Будь моим другом!

— Я уже давно твой друг.

— Будь моим братом!

— Я желал бы этого от всей души!

— Тогда мы заключим наш союз у его могилы. Да будет моя кровь твоей кровью, а твоя кровь моею! Я буду пить твою кровь, а ты — мою. Инчу-Чуна, великий вождь апачей, мой родитель, даст мне на это свое разрешение!

Инчу-Чуна простер к нам свои руки и сказал задушевным голосом:

— Разрешаю. Вы будете не только братьями, но одним мужем и воином в двух телах. Хоуг!

Мы отправились к месту, выбранному для могилы. Краснокожие сидели вокруг еще недостроенного сооружения и пели свои монотонные, но глубоко захватывающие траурные песни.

Вскоре после того как работа была закончена, появилась Ншо-Чи. Она вернулась из пуэбло с двумя глиняными чашами, которые она наполнила у реки водою, а затем поставила на гроб. Назначение этих чаш скоро выяснилось.

Наконец все было подготовлено к совершению обряда.

Заставив знаком руки умолкнуть песни, Инчу-Чуна приблизился к могиле и медленно и торжественно произнес надгробную речь:

— Клеки-Петра ушел от нас, но его тело осталось для того, чтобы мы, поставив ему памятник, вспоминали любимого нами доброго Белого Отца, который был нашим учителем. Он постоянно о нас думал, постоянно о нас заботился. Покидая нас, он послал нам бледнолицего, который, замещая его, должен был стать нашим другом и братом. Вы видите здесь Разящую Руку, белого мужа происходящего из той же самой страны, из которой пришел к нам Клеки-Петра. Он знает все, что знал тот, он еще более сильный воин, чем тот. Он убил ножом серого медведя и ударом кулака он сбивает с ног любого врага. Не раз судьба Инчу-Чуны и Виннету находилась в его руках, но он не убил нас, а даровал жизнь, потому что он друг краснокожих и любит нас. Не так ли?

— Хоуг!

— В своем последнем слове умирающий Клеки-Петра высказал пожелание, чтобы Разящая Рука сделался его преемником у апачей, и Разящая Рука обещал исполнить его желание. Поэтому он должен быть принят в племя апачей и слыть за вождя. Все должно происходить так, как будто он краснокожий и родился среди нас. В подтверждение заключенного братства ему следовало бы выкурить трубку мира со всеми взрослыми воинами племени, чего, однако, не требуется, так как он будет пить кровь Виннету так же, как Виннету будет пить его кровь: тогда он будет кровью от нашей крови и плотью от нашей плоти. Согласны ли воины апачей?

В ответ раздалось троекратное радостное «хоуг!»

— Да предстанут Разящая Рука и Виннету пред гробом, чтобы их кровь потекла в воду братства!

Итак, предстоял обряд кровного братания, настоящего кровного братания, — обряд, о котором я так часто читал в книгах! Этот обряд встречается у многих диких и полудиких народов. Он заключается в том, что немного крови обоих братающихся смешивается в общем сосуде, а затем ими выпивается, или же каждый из будущих братьев пьет кровь другого, не смешав ее предварительно со своею. Заключившие такой союз сливаются теснее и прочнее, чем если бы они были братьями от рождения.

При моем братании с Виннету я должен был пить его, а он — мою кровь. Мы встали по обе стороны гроба. Инчу-Чуна схватил руку Виннету и, обнажив ее по локоть, сделал на ней маленький надрез. Кровь в виде нескольких капель потекла в одну из приготовленных чаш с водой. Ту же операцию он произвел и надо мной, причем капельки крови из моей руки упали в другую чашу. Виннету была подана чаша с моей кровью, а я получил ту, в которой находилась кровь Виннету. Мы выпили содержимое — несколько капель крови, разбавленных водой Рио-Пекос. Затем вождь подал мне руку и сказал: