Дональд Портер - Изгой

– Спасибо, полковник, – поблагодарил его Эндрю Уилсон, – а теперь я предлагаю сосредоточиться на наборе новых рекрутов. Нам надо постараться увеличить состав наших отрядов вдвое.

– Откуда?! – быстро вздохнул полковник Томасон. – Нью-Гэмпшир бедная колония. Нам не удалось разбогатеть на торговле и мануфактуре, как вам в Бостоне.

– Род-Айленд, – заявил полковник Грей, – не уверен, что нам действительно грозит опасность. Наши индейцы никогда не доставляли нам беспокойства. Да, на некоторые торговые суда нападали французские каперы, но нельзя же винить в этом Францию. На свете много разных пиратов.

– Нью-Йорк признает нависшую над нами угрозу и постарается усилить ряды милиции, – сказал полковник Шуйлер. – Но мы хотим еще раз подчеркнуть, что при принятии окончательных решений мы должны иметь голос, как и все остальные колонии. А если нам что-то не понравится, мы оставляем за собой право независимых действий.

– Я лишь могу обрисовать вам положение вещей, как видится оно нам в Массачусетсе, джентльмены, – подвел итог бригадный генерал Уилсон. – И позвольте мне еще раз вам напомнить: когда начнется война – а она начнется, – за свою свободу мы готовы сражаться хоть в одиночку. Если французы одержат победу, наше положение будет не лучше, чем у рабов.

Полковник Джон Черчилль убедился, что специальным посланникам Массачусетса действительно нужна помощь короны и что колониям в Северной Америке грозит страшная опасность, и потому несколько раз пытался поговорить на эту тему с королем. Но далекие колонии совершенно не занимали короля Вильгельма. Он привыкал работать с парламентом, ревнивым ко всяким королевским привилегиям; предстояло ввести новые налоги; не давала покоя и французская угроза: Франция явно укрепляла армию и флот.

Монарх отмахивался от попыток командира королевской дворцовой гвардии обсудить проблемы колоний.

– Потом, Черчилль, – повторял он. – Мне и так ни на что не хватает времени, проблем слишком много, и голова у меня вот-вот разорвется на части.

Но полковник Черчилль был не из тех, кто отступает. Он пообещал свою помощь, к тому же белый индеец своей цельностью и редкостным чувством собственного достоинства произвел на полковника неизгладимое впечатление. Ренно заслуживал королевской аудиенции.

Черчилль разработал новый план и однажды утром, когда королева Мария неожиданно пришла с проверкой в гарнизон, расположившийся за дворцом Уайт-Холл, привел свой план в действие.

Из всех Стюартов она, пожалуй, была самой мудрой и самой компетентной. Она родилась принцессой, воспитывалась как супруга будущего монарха и прекрасно понимала, что такое чувство долга и ответственность перед собственным народом. Когда ее попросили разделить трон с супругом, она отнеслась к этому весьма серьезно. Королева выгодно отличалась от своих распутных и расточительных родственников. Она любила мужа, желала ему благополучия, а ее непоколебимая вера в него явила народу, привыкшему к распущенности Стюартов, новый образец королевской семьи.

К сожалению, королева совершенно не умела одеваться. Только когда того требовали государственные церемонии, она наряжалась как подобает королеве. К тому же она была невзрачной. Зато королева Мария обладала качествами, которых так недоставало многим из ее сородичей. Она была честной, прямой, далекой от всяких уловок, обладала живым умом, цепкой памятью и даром сочувствия.

Когда королева закончила проверку полка дворцовой гвардии, сопровождавший ее полковник Черчилль понял, что у него есть шанс, и не упустил его.

– Ваше Величество, – обратился он к королеве, – не могли бы вы уделить мне полчаса вашего времени?

Мария почувствовала, что офицер хочет говорить о чем-то серьезном и важном.

Она повернулась к молодой придворной даме и спросила:

– Что у меня дальше по расписанию, Дафна?

– К вам должна приехать с визитом жена австрийского посла, а на второй завтрак мы ждем графиню Саутгемптон.

Мария что-то быстро прикинула в уме и приняла решение.

– Пусть они позавтракают вместе. Я присоединюсь к ним позднее. Пойдемте, полковник.

Они прошли в покои королевы. Дворец Уайт-Холл был мрачным и неприветливым, большие залы напоминали пещеры, но за обустройством своих помещений королева наблюдала лично, и результат превзошел все ожидания.

Она села на диван, расправила пышную юбку и жестом пригласила полковника сесть на стул напротив.

– У вас какие-то проблемы, полковник?

– Нет, Ваше Величество. Проблемы есть у Англии, и я к этому еще вернусь, но сначала хочу рассказать вам об одном необычном человеке.

Королева слушала рассказ полковника о Ренно с неподдельным интересом.

– Раз он белый, значит, он сын колонистов, – наконец сказала королева.

– Полагаю, что так, Ваше Величество, но я его об этом не расспрашивал.– Черчилль особо подчеркнул то, как Ренно отказался застрелить оленя в Ричмонд-парке.

– Потрясающе! – воскликнула королева. Она искренне заинтересовалась Ренно. – А что этот индеец делает в Лондоне?

– Я бы предпочел, чтобы он сам вам об этом рассказал, Ваше величество. Позвольте мне лишь добавить, что Джон Драйден уже сочиняет о нем не то пьесу, не то поэму, а несколько художников мечтают написать его портрет.

Мария кивнула:

– Мистер Драйден не любит пустышек. Полковник, когда вы приведете индейца ко мне?

– Когда скажете, Ваше Величество.

Королева позвонила, и в комнату вошла ее придворная дама.

– Дафна, завтра кто-нибудь приходит ко мне на чай?

– Да, Ваше Величество. Герцогиня Норфолк, герцогиня Графтон и…

– Назначьте им другой день. Полковник, завтра в четыре я жду вас с вашим благородным дикарем.

Джон Черчилль, не теряя времени, отправился в домик на берегу Темзы. Он приехал, как раз когда Ренно и Джефри собирались выходить, и рассказал им о приглашении.

– Мы постараемся, вести себя, как подобает, – заверил его Джефри.

Черчилль покачал головой и улыбнулся:

– Боюсь, что на вас приглашение не распространяется. Королева Мария позвала на чай меня и Ренно, больше никого.

– Значит, он будет там один.

– Ему всего лишь надо оставаться самим собой, – ответил полковник. – Не пытайтесь его переделать и не внушайте ему, что он должен и чего не должен говорить Ее Величеству.

Взволнованный Джефри попробовал возражать, но был вынужден согласиться с человеком, который лучше его знал придворные нравы.

– Гораздо важнее, чтобы он правильно оделся. Если он появится перед Ее Величеством в набедренной повязке и боевой раскраске, будет скандал.

На следующий день после обеда Ренно оделся под тщательным присмотром Джефри. После долгих уговоров согласился надеть замшевые штаны и рубаху, но настоял на том, чтобы нанести жир и боевую раскраску на лицо и смазать выбритую часть головы. Он заявил, что, не сделав этого, проявит тем самым полное неуважение к жене великого сахема англичан. Джефри пришлось уступить.