Андрей Ветер - Хребет Мира

Так я и сделался одним из них, не имея с ними в действительности ничего общего.

Поступив так, я сделал поворот, приведший меня в мир, доселе скрытый от моих глаз. Мне предстояло окунуться в бурный поток горести и боли и познать то, что встречал в приукрашенном виде лишь на страницах романов.

Через несколько дней я совсем свыкся с Проткнутыми Носами. Никто не обращал на меня внимания, никто не проявлял удивления. Я мало понимал их, но я прекрасно себя чувствовал, погружённый в странное состояние полуодиночества. Подолгу находясь в полном молчании, я почувствовал, как стал погружаться в настоящее спокойствие, которого был лишён долгие годы. Не метались вокруг меня бесполезные слова, которыми мы привыкли заполнять натянутость в разговоре, затянулись туманом забытья суетные дела, связанные с бесконечной погоней за прибылью. Улеглась даже нервная страсть к Джулиане, и, вспоминая о кузине, я представлял её просто тонкой, почти из сна вышедшей мечтой.

Моё присутствие среди дикарей уже казалось мне вполне закономерным, и я не задумывался над тем, что оно не продлится долго. Я участвовал в повседневной работе индейцев по мере моих сил и умения. С каждым днём я увереннее сидел в седле. Всё меньше ощущалось отсутствие привычной крыши над головой. Похоже, человек достаточно легко расстаётся с тем, что ему на самом деле не нужно. Живя в кочевой палатке, я с удивлением обнаружил, что меня всегда больше пугали мысли о каких-то крутых переменах, чем сами перемены.

Долина Горького Корня осталась позади. Военный вождь по имени Зеркало выслал назад несколько групп бойцов и получил сообщение, что солдаты со своими тяжёлыми фургонами основательно отстали. Это убедило Зеркало, что война осталась позади. Он даже прекратил направлять разведчиков.

Я помню случай, когда несколько нагловатых молодых индейцев вошли в торговую лавку и, напугав своим видом хозяина, взяли кое-какие товары, не расплатившись. Прознав об этом, Зеркало немало рассердился и велел воинам отправить торговцу пяток лошадей в качестве платы.

— Мы должны показать всем, что никому не угрожаем и поэтому никого не боимся. Мы не военный отряд. Мы просто идём туда, где никому не будем мешать…

Проткнутые Носы уверенно двигались вперёд, идя по следу своей великой мечты о свободе.

Лопнувшая Тетива, выполнявший обязанности переводчика, старался не покидать меня и по выражению моего лица безошибочно угадывал, когда мне требовались его услуги. По этой причине у меня сложилось впечатление, что я всё понимал сам.

Обычно я старался держаться поближе к Оллокоту, а не Жозефу. Этот воин пользовался во всём племени огромным уважением и почётом. Он был необычайно крепкого сложения, приятной наружности и казался мне воплощением древнегреческого божества. Я был очарован им. Откуда среди дикарей такие личности? Возле него обычно находились Красное Эхо и Радуга, всегда вооружённые и решительные.

Перевалив через Водораздел, мы вступили в горную долину, известную под названием Большая Дыра. Выгнувшись полумесяцем, она была защищена с восточной и западной сторон скалистой грядой. Множество ручейков звенело в долине среди пестреющих душистых цветов и вливались в прозрачную реку, на западном берегу которой поднимался красивый сосновый бор.

Проткнутые Носы разбили лагерь на восточном берегу реки. У меня создалось впечатление, что индейцы обосновались здесь надолго. Женщины собирали дрова и срезали шесты для волокуш. Шестам полагалось просушиться несколько дней, и это означало, что индейцы не спешили. Мужчины охотились и рыбачили, заготавливая провиант. Вечером в стойбище послышались удары барабанов, начались танцы.

Тут я приметил прямую, как жердь, фигуру шамана. Он угрюмо прошествовал в длинной чёрной шкуре бизона, испещрённой мелкими рисунками. Его голову не украшал никакой убор, и чёрные тщательно расчёсанные волосы волновались на ветру.

— Облачная Куча чем-то обеспокоен, — сказал мне Лопнувшая Тетива. — Погляди на его лицо. Такие глаза предвещают беду.

— Беда подкралась к нам, — сказал шаман, останавливаясь перед Жозефом и Зеркалом. — Нельзя оставаться тут. Я чувствую опасность. Она скрывается где-то под боком.

Вожди промолчали. Глашатай обежал деревню и вызвал остальных вождей и ведущих воинов племени.

— Облачная Куча говорит, чтобы мы уходили отсюда, — объявил Зеркало.

— Я тоже получил знак от моего тайного помощника, — сказал Пять Ран, — и он посоветовал мне покинуть это место. Но я не знаю, с какой стороны подкрадывается опасность. Куда уходить нам?

— Думаю, что было бы неплохо послать назад отряд разведчиков, — высказался Жозеф, — мы давно не проверяли, нет ли на наших следах солдат.

— Если военный отряд появится в долине Горького Корня, то жители могут испугаться. Они подумают, что мы решили вернуться и воевать, — возразил Зеркало. — Нет, я не пошлю воинов туда.

— Если ты ошибаешься, то прольются слёзы и кровь, — покачал головой Жозеф.

Тогда поднялся Пять Ран и обратился к Зеркалу:

— Пусть будет по-твоему, Зеркало. Ты — один из наших вождей. Я одинок. У меня нет ни жены, ни детей, которых я могу подставить опасности. Я никого не потеряю из родственников. Но человек плачет не только по своим родным. Я чувствую беду. Но ты — военный вождь. Что бы ни произошло, пусть это будет на твоей совести.

Итак, никто из разведчиков не выехал из лагеря в тот вечер.

А ранним утром над спящей деревней рассыпались хлопки выстрелов. Пронзительно и нервно откликнулось эхо. Я проснулся мгновенно, ощутив в животе отвратительный холод и пустоту, будто из меня рывком вытащили все внутренности. Голову обложил душный тёмный ужас.

Я выпрыгнул наружу. Тёмно-синие силуэты солдат маячили уже в нескольких шагах от крайних палаток [2] Примерно в три тридцать пополуночи, когда забрезжили первые проблески света, стрелковая цепь направилась к индейским жилищам. Они находились почти в ста ярдах от ближайших палаток, когда полог одной из них откинулся и появился одинокий индеец. Он сел на свою лошадку и неторопливо поехал от лагеря, заехав прямо в ряды притаившихся в траве солдат. Лейтенант Вудраф писал позже: «Он низко склонился, чтобы разглядеть, что это было перед ним в сумраке». Жёлтый Волк сказал, что всадником был Наталекин, подслеповатый старик, слишком дряхлый, чтобы воевать. Мощный ружейный залп свалил его с лошади. . Вскинув винтовки, их цепь бежала по берегу. Голые фигуры туземцев спотыкались под бьющими пулями, падали, ползли прочь, истекая кровью. Мало кто может представить себе, что такое голое тело под хлещущим свинцом. А я видел, как кожа лопалась под ударами выстрелов.