Джеймс Купер - Избранные сочинения в 9 томах. Том 2: Следопыт; Пионеры

— Он мог что угодно продать: отчизну, душу, тело, Мэйбл и все наши скальпы тому, кто больше предложит. На сей раз услуги его оплачивали соотечественники капитана Каменное Сердце.

— Что ж, на них похоже. Они всегда покупают то, чего не могут взять силой, а в крайнем случае удирают во все лопатки.

Мосье Санглие с иронической галантностью приподнял шляпу, благодаря за комплимент с учтивым презрением, которое, однако, не произвело ни малейшего впечатления на туго дума-моряка. Но Следопыт с его врожденным тактом и чувством справедливости не мог оставить выпад Кэпа без ответа.

— На мой взгляд, — заметил он, — не так уж велика разница между англичанином и французом. Они, правда, говорят на разных языках и служат разным королям, но и те и другие — люди и думают и чувствуют как люди, конечно, когда для этого имеются основания. Если француз подчас празднует труса, то это бывает и с англичанином, а уж бежать без оглядки случается даже лошади, а тем более человеку, и от национальности это меньше всего зависит.

Капитан Каменное Сердце, как назвал его Следопыт, снова поклонился, на этот раз дружелюбно, без саркастической усмешки, словно понял, что намерения у Следопыта самые добрые, если он и выражается несколько грубовато, после чего отвернулся, всем своим видом показывая, что все, что теперь заблагорассудится сказать и сделать такому ничтожеству, как Кэп, его нимало не интересует и он не намерен для этого манкировать своим завтраком.

Полюбовавшись на эту выразительную пантомиму, Кэп продолжал:

— Я, собственно, пришел за квартирмейстером. Сержанту недолго осталось жить, я и подумал, что он захочет сказать своему заместителю несколько слов. Но, выходит, я опоздал; как вы правильно заметили, Следопыт, лейтенант его опередил.

— Командовать отрядом, вернее тем, что от него осталось, с успехом может и капрал, не стоит ради этого беспокоить сержанта. А все, что требуется сделать, сержант наверняка поручил бы мне. Нам остается похоронить наших мертвецов и сжечь все строения, они находятся на территории неприятеля — по диспозиции, если не по праву, — и, значит, нечего их ему дарить. Возвращаться сюда нам уже не придется, раз французишки нас выследили, — это значило бы с открытыми глазами лезть в волчий капкан. Все эти дела мы со Змеем возьмем на себя, нам так же привычно налаживать отступления, как и наступления.

— Отлично, дружище! — сказал Кэп. — Но как быть с моим шурином? Нельзя же отпустить человека без нескольких слов напутствия и утешения. Надо помочь его душе отдать швартовы и сняться с якоря. Смерть, в конце концов, дело всех нас касающееся, раз никому ее не обойти рано или поздно.

— То, что вы говорите, совершенно верно, мой друг, я и сам стараюсь всегда быть наготове. Я часто думал, Соленая Вода: счастлив тот, кто ничего не оставляет после себя, когда ему выходит срок. Взять хоть меня. Я охотник, разведчик и проводник, у меня ни клочка земли за душой, и все же я владею такими богатствами, что со мной не сравнится и обладатель богатейшего поместья в Олбани. Под небесным шатром, ступая по ковру сухих листьев, мне так привольно бродить по земле, как будто я ее господин и владыка. А что еще человеку нужно? И не сказать, чтобы не было у меня земных привязанностей, — правда, не бог весть они какие, если не считать Мэйбл Дунхем, да ведь ее-то с собой не унесешь! В соседней крепости есть у меня щенки — премилые зверюшки, — но для охоты они шумливы, и приходится нам временно жить поврозь. Признаюсь, трудно было бы мне расстаться с «оленебоем»; но я не вижу оснований, почему бы нам вместе не лечь в могилу, ведь мы, можно сказать, одного с ним роста — точка в точку шесть футов. А не считая собак и ружья, единственное мое достояние — трубка, подаренная Змеем, да кое-какие памятки от путешественников, все это можно уместить в подсумке и положить под голову, — а потому приказ о выступлении не застанет меня врасплох, смею вас уверить!

— Вот-вот, то же самое говорю и я, — сказал моряк; оба они шли к блокгаузу, но так увлеклись каждый своей проповедью, что забыли, куда и зачем идут. — Точно так же обстоит дело у моля. Сколько раз я думал с легким сердцем, когда нам грозило кораблекрушение, что владелец посудины не я, а кто-то другой! «Если старая калоша и пойдет ко дну, — говорил я себе, — это будет стоить мне жизни, но не состоянья, а это, как-никак, утешение». Я заметил, шатаясь по свету от Горна до Нордкапа, не говоря уж об этой короткой прогулке по пресным водам, что если у человека есть несколько талеров в ларце под замком, то под тем же замком он держит свое сердце. А потому все свои капиталы я ношу на себе зашитыми в пояс. Человек без сердца выеденного яйца не стоит, это все равно что рыба с продырявленным пузырем.

— А человек без совести, по-моему, и не человек вовсе, так, жалкий ублюдок, и это знает всякий, кто имел дело с мингами. Меня мало интересуют талеры и португальское золотые — эта более ходкая монета в наших местах, — и я с вами согласен, что, если у кого ларец набит червонцами, значит, он там же схоронил свое сердце. Последний раз, как в стране у нас был мир, я столько за два лета наготовил пушнины, что и сам было возмечтал о собственности. Единственное, что меня тревожит, когда я думаю о женитьбе на Мэйбл, — это как бы мне не слишком привязаться к вещам из желания устроить ее получше.

— Вы рассуждаете как философ, мастер Следопыт, и, насколько я понимаю, как истинный христианин.

— Я бы руки не подал человеку, который стал бы в этом сомневаться. Для меня белый человек не может не быть христианином, как и краснокожий не может не верить в блаженные поселения. И, в сущности, допуская известную разницу в верованиях и в учении о том, чем дух займется после смерти, я считаю, что каждый добрый делавар — добрый христианин, хотя бы его и не крестили, а каждый добрый христианин — добрый делавар в рассуждении человеческой природы. Мы со Змеем частенько об этом толкуем, у него большой интерес к этим вещам.

— Черта с два у него интерес! — возмутился Кэп. — Кто это пустит его в церковь со всеми его скальпами за поясом?

— Не судите поспешно, друг Кэп, а глядите в корень! Все это лишь пустая оболочка, дань среде и воспитанию, а также естественным склонностям человека. Оглянитесь на род людской и постарайтесь понять, почему вы видите здесь красного, а там черного воина, а в других местах — белые армии? Все это, да и многое другое, что я мог бы вам указать, создано для особой, неизвестной нам цели. Нам не пристало отрицать факты и закрывать глаза на истину. Нет, нет, у каждого цвета кожи свои склонности, свои законы и верования, но нельзя осуждать того, кто этого еще как следует не разумеет.

— Вы, верно, много читали, друг Следопыт, у вас на все такие твердые взгляды, — ответил Кэп, немало удивленный столь простым символом веры своего спутника. — Теперь и мне все ясно как на ладони, хоть сам бы я до этого вовек не додумался. К какому же исповеданию вы принадлежите, мой друг?