Джеймс Купер - Избранные сочинения в 9 томах. Том 2: Следопыт; Пионеры

Прошло несколько минут, прежде чем Оливер очнулся от оцепенения. Пробормотав что-то, он вскинул удочку на плечо, вышел за ворота и с величественным видом зашагал по улице. Дойдя до озера, где стояли у причала лодки судьи Темпла, молодой человек вскочил в легкий ялик, схватил весла и, яростно ударяя ими по воде, понесся через озеро к противоположному берегу, туда, где стояла хижина Кожаного Чулка. Только пройдя с четверть мили, Эдвардс успокоился, мысли его понемногу утратили горечь, а к тому времени, когда перед глазами у него появилась заросшая кустарником полоска перед жилищем Натти, пыл юноши и вовсе охладился, хотя тело его от быстрых движений сильно разгорячилось. Вполне возможно, что тот самый довод, которым руководствовалась в своем поведении мисс Темпл, пришел в голову и ему, человеку образованному и воспитанному. И если так, то весьма вероятно, что Элизабет не только не упала, а, напротив, лишь возвысилась в его глазах.

Эдвардс поднял весла над головой, и лодка, подлетев к самому берегу, закачалась на волнах, которые она же всколыхнула. Молодой человек, бросив предварительно осторожный и пытливый взгляд вокруг, приложил к губам небольшой свисток и извлек из него долгий, пронзительный звук, отдавшийся эхом в горах по ту сторону хижины. Собаки Натти, выскочив из своей будки, сделанной из коры, подняли жалобный вой и принялись прыгать как безумные на крепко державших их ремнях оленьей кожи.

— Тише, Гектор, успокойся, — проговорил Эдвардс, издав вторичный свист, еще более резкий, чем первый.

Но ответа и на этот раз не последовало. Собаки же, узнав голос Оливера и убедившись, что пришел не чужой, вернулись в конуру.

Эдвардс подогнал лодку к берегу, спрыгнул на землю и, взойдя на пригорок, приблизился к двери хижины, быстро открыл запоры и вошел, притворив за собой дверь.

Вокруг царила полная тишина, как будто в этом уединенном месте еще никогда не ступала нога человека; лишь из поселка за озером доносились не смолкая приглушенные удары молотков.

Прошло с четверть часа, и юноша вновь появился на пороге. Он запер дверь и ласково окликнул собак. Те тотчас вышли на звук хорошо знакомого им голоса. Подруга Гектора бросилась к Эдвардсу, визжа и лая, словно умоляла, чтобы ее сняли с привязи, но старый Гектор вдруг потянул носом, принюхиваясь к воздуху, и завыл протяжно и громко, так, что его можно было слышать за милю.

— Что ты там почуял, лесной бродяга? — проговорил Эдвардс. — Если то зверь, то заверь смелый, раз так близко подошел к жилью, а если человек, то дерзкий.

Эдвардс перепрыгнул через ствол сосны, когда-то свалившейся возле хижины, спустился с пригорка, защищавшего хижину от ветров с южной стороны, и увидел, как угловатая фигура Хайрема Дулитла мелькнула и тут же исчезла в кустах с невероятным для этого джентльмена проворством.

«Что нужно здесь этому человеку? — пробормотал про себя Оливер. — Вероятно, это просто любопытство, которым так одержимы здешние жители. Но я буду начеку, если собакам вдруг понравится его богомерзкая физиономия и они дадут ему пройти».

Юноша вернулся к двери и запер ее еще тщательнее, продев через скобу цепочку и закрепив ее замком.

«Этот крючкотвор как никто другой обязан знать, что закон запрещает врываться в чужой дом!»

И, вернувшись к озеру, Эдвардс спустил лодку на воду, взялся за весла и поплыл обратно.

На озере было известно несколько мест, где особенно хорошо ловились окуни. Одно из них находилось как раз напротив хижины охотника, а другое, где окуней было еще больше, — в полутора милях от первого, под навесом скалы и на том же краю озера. Оливер Эдвардс повел свой ялик к первому месту и с минуту сидел, подняв весла: он колебался, не зная, остаться ли здесь и не спускать глаз с двери хижины или же ехать дальше, туда, где улов обещал быть богаче. Но тут он заметил на воде светлую пирогу и в ней двоих людей, в которых он немедленно узнал могиканина и Кожаного Чулка. Это решило вопрос. Через несколько минут юноша присоединился к своим друзьям, занятым рыбной ловлей, и тотчас привязал свой ялик к пироге индейца.

Оба старика приветливо кивнули юноше, но не прервали своего занятия и не переменили позы. Оливер так же молча насадил наживку на свой крючок и забросил удочку.

— Ты заходил в наш вигвам, сынок? — спросил Натти.

— Да, таи все спокойно, только вот сквайр Дулитл рыщет неподалеку. Но ничего, дверь я запер крепко, и к тому же он слишком большой трус и не решится близко подойти к собакам.

— Об этом человеке мало можно сказать хорошего, — промолвил Натти; он вытянул окуня и вновь насадил наживку на крючок. — Ему до страсти хочется сунуть нос в мой дои. Всякий раз, как встретимся, он чуть ли не прямо просит меня об этом. Но я отвожу разговор в сторону, и мистер Дулитл с чей был, с тем и остается. Видно, слишком иного развелось законов, коли поручают толковать их таким вот людишкам, вроде Хайрема.

— Боюсь, что он не столько глупец, сколько плут, — заметил Эдвардс. — Он вертит этим простаком шерифом, как ему вздумается. Дерзкое любопытство наглеца может принести нам неприятности.

— Коли он будет уж очень часто слоняться возле моей хижины, я просто-напросто пристрелю его, — спокойно заявил Кожаный Чулок.

— Нет, Натти, закон есть закон, его нарушать нельзя. Иначе ты попадешь в беду, и это будет тяжким горем для всех нас.

— Правда, сынок? — воскликнул охотник и взглянул на юношу дружелюбно и с явным интересом. — В тебе, мой мальчик, течет настоящая, горячая кровь. И я готов сказать это в лицо судье Темплу и любому другому судье на свете. Как ты полагаешь, Джон, верно я говорю, что Оливер надежный друг, своих не предаст?

— Он делавар и мой брат, — ответил могиканин. — Молодой Орел отважен, он станет вождем. И никакой беды не произойдет.

— Ну хорошо, хорошо, — прервал их юноша несколько нетерпеливо. — Не будем больше говорить об этом, друзья мои. Если даже я и не обладаю теми достоинствами, которыми наделило меня ваше пристрастное ко мне отношение, можете быть уверены, что я с вами на всю жизнь, и в беде и в удаче. Давайте поговорим о другом.

Старики умолкли: как видно, они привыкли повиноваться юноше.

Некоторое время все трое молчали, занятые каждый своей удочкой.

— Какое нынче прекрасное, гладкое озеро! — сказал наконец Эдвардс, как видно лишь для того, чтобы нарушить молчание: он чувствовал, что именно ему надо возобновить разговор. — Доводилось ли тебе, Натти, когда-либо видеть его таким спокойным и безмятежным?

— Я знаю воды Отсего вот уже сорок пять лет, — ответил Кожаный Чулок, — и могу сказать, что во всей стране не сыщешь более чистых ручьев и лучшей рыбы, чем здесь. Когда-то здесь не было хозяев, да-да! И как же привольно жилось тогда, Натти Бампо! Дичи было сколько душе угодно. И никто не посягал на эту землю, никого здесь, кроме меня, и не было, разве что иной раз пройдет через горы отряд охотников-делаваров или проберется сквозь чащу разбойник-ирокез с ружьем. Там, в долине, к западу отсюда, обосновались два или три француза — они женились на индейских женщинах, — еще иногда приезжали из Вишневой долины шотландцы и ирландцы, одалживали у меня пирогу половить окуней или закинуть удочку на форель. И никто меня не трогал, уж такая была благодать! Да еще Джон заходил. Джон знает, как было здесь в те времена.