Энн Стивенс - Малеска - индейская жена белого охотника

– Уильяма Данфорта! Я правильно расслышала? Твоего жениха зовут Уильям Данфорт? – с невероятным удивлением спросила индианка, стремительно вскочив, а затем медленно сев на место. – Скажи мне, – добавила она слабым, но всё же пронзающим до самого сердца голосом, – этот мальчик… то есть этот молодой джентльмен… недавно приехал из-за большой воды?

– Он приехал из Европы год назад, когда умерли его дедушка и бабушка.

– Год, целый год! – пробормотала индианка, с неожиданной силой сцепив руки в молитвенном жесте. Она уронила голову на колени, и всё её тело содрогалось от наплыва сильного чувства, которое перепуганная девушка, смотревшая на неё, не могла объяснить. – Отец небесный, я благодарю тебя! Мои глаза снова увидят его. О боже, будь милосердным! – Эти слова, произнесённые с таким пылом, были заглушены сцепленными руками индейской женщины, и Сара смогла понять только то, что та сильно разволновалась, услышав имя её возлюбленного.

– Вы знали мистера Данфорта? – спросила Сара, когда волнение странной женщины немного улеглось. Индианка не ответила, она поднялась, вытерла слёзы и посмотрела на лицо девушки с нежностью, которая тронула Сару до глубины души.

– И ты будешь его женой? Ты, моя птица птиц!

С этими словами она обняла девушку за шею и заплакала, как младенец; затем, как будто осознав, что выдаёт слишком глубокие чувства, она подняла голову и попыталась успокоиться; Сара смотрела на неё, взволнованная, ошеломлённая, неспособная объяснить этот неожиданный взрыв чувств у той женщины, которая обычно держалась так тихо и спокойно. Индианка несколько мгновений молчала, задумавшись, а затем подняла глаза; они были полны скорби, и всё же в них оставалось какое-то нетерпеливое выражение, которое показывало, что она не до конца подавила своё волнение.

– Умерли… они оба умерли… то есть его дедушка и бабушка? – серьёзно спросила она.

– Да, они оба умерли. Он мне так сказал [15] Ещё одна ошибка автора (см. предыдущее примечание). .

– А он… этот молодой человек… где он теперь?

– Три часа назад был в отцовском доме.

– Хорошо, пойдём.

Они обе поднялись, пересекли поляну и медленно и молча двинулись по тропе к вигваму. Девушка терялась в догадках, а её подруга, казалось, глубоко задумалась о чём-то очень серьёзном. Её лицо то было печально, то освещалось выражением волнения, нетерпения и нежности.

В лесу сгустились послеполуденные тени, и Сара, желая попасть домой до темноты, отказалась войти в вигвам. Индианка ненадолго вошла туда и вернулась с куском берёзовой коры, на которой она набросала карандашом несколько слов.

– Передай это молодому человеку, – сказала она, положив кору в руку Сары, – а сейчас спокойной ночи… спокойной ночи.

Сара взяла кору и торопливо пошла по лесной тропе. Она была взволнована, она чувствовала, что должно произойти нечто болезненное. С любопытством, которое было вызвано странным поведением индианки, она прочитала записку на куске коры; там была просьба о том, чтобы Уильям Данфорт встретился с автором сегодня вечером в указанном месте на берегу речки Катскилл. Под посланием стояла подпись: Малеска.

Малеска! Странно, но Сара Джонс раньше не знала имени индианки.

Мыс у речки Катскилл, описанный в начале нашей истории, плавно поднимается от места соединения двух потоков и превращается в широкий, прекрасный холм, который снова спускается по направлению к горам и расстилается обширной равниной, сегодня нарезанной на хорошо обработанные фермы. Разнообразие ему придают небольшие возвышенности, рощи и значительный участок болота. У южного края речки холм принимает вид величественного, живописного берега, который местами нависает над водой крутыми рвами в сорок-пятьдесят футов высотой, а местами спускается вниз более пологими, но всё же довольно крутыми склонами. Он разрезан небольшими оврагами и густо покрыт порослью молодых деревьев.

Тропа вьётся от каменного жилища, которое мы уже описывали, по верху этого берега до равнины, завершаясь необычным выступом в несколько футов длиной, который вдаётся в поток в форме большой змеиной головы. С этого выступа открывается прекрасный вид на деревню, жителям которой он по традиции известен как Хмельной Нос. Тропа, которая здесь завершается, интересна из-за постоянного присутствия единственного существа, которое ходит по ней много лет. Час за часом, день за днём, и в бурю, и в солнечную погоду видят, как оно плутает среди деревьев или медленным шагом движется по тропинке, окаймлённой густой травой. Долгие годы оно остаётся безмолвным – не из-за немоты, а из-за привычки к молчанию. Оно доброе и безвредное, и по его спокойному поведению небрежный наблюдатель может принять его за размышляющего философа, а не за человека, охваченного лёгким, безобидным помешательством, о котором свидетельствуют своеобразное выражение его ясных, голубых глаз и его упорное молчание.

Но сейчас мы описывали последствия, а не то, что произошло во время нашей истории. Тогда склон холма и вся обширная равнина были сплошным лесом, но берег у речки был почти такой же, как сегодня, только заросли были немного более пышными. Хмельной Нос был покрыт густым слоем травы, на нём росли два-три деревца и кое-где полевые цветы.

После восхода луны вечером того дня, когда Сара Джонс разговаривала с индианкой, эта необычная женщина стояла на Хмельном Носу, ожидая появления молодого Данфорта. Несколько раз она подходила к краю выступа, жадно оглядывала реку, затем снова возвращалась в тень и со сложенными на груди руками продолжала своё дежурство.

Наконец до неё донёсся слабый звук с другого берега. Она выскочила вперёд и, опираясь о деревце, нагнулась над потоком. С повисшей в воздухе ногой, с полуоткрытым ртом, левой рукой отбрасывая со лба волосы, она пыталась определить природу звука. Под её весом деревце согнулось и затрещало, но она не двигалась. Она не отрывала взгляда от места, откуда исходил звук, и её глаза сияли при лунном свете странным, неопределённым блеском.

Каноэ отошло от берега и направилось в ту сторону, где стояла индианка.

– Это он! – вырвалось из её уст, когда луна осветила ясный лоб и изящную фигуру молодого человека, который стоял в лодке. Сделав глубокий вдох, она отступила назад, сложила руки на груди и ожидала его прихода.