Отто Гофман - Опасности диких стран

— Мне снилось, — начал дворянин, — что я живу на Бальсфиорде, хорошо устроился, много тружусь, но имею и много забот…

При этих словах его слушатель хитро прищурился, но не прерывал рассказчика. Тот продолжал:

— Оказалось, что все окружные маленькие долины были плодородны, и там могло поселиться много колонистов. Но то, что было для меня особенно важно — извлечь пользу из векового леса при Бальс-эльфе — то мне и не удавалось.

Оказалось, что трудно было сплавлять бревна из лесной глуши. Поток с глубокими водопадами мешал их сплаву; нигде нельзя было устроить лесопильную мельницу. Я сделал целый ряд бесполезных попыток, стоивших больших денег, но все мои труды были напрасны.

— Это совершенно ясно, — воскликнул Гельгештад с ироническим смехом, осушая свой стакан.

— Я находился в тяжелом положении, — продолжал Стуре, — мне казалось, что меня схватили невидимые руки, которые, с одной стороны, тянут меня в пропасть, с другой — удерживают, называя все мои начинания нелепостью. Я не мог ни на что решиться, все меня покинули, вокруг меня царствовала глубокая тьма. Вдруг я увидел свет: Афрайя стоял у моей кровати, его маленькие глаза метали искры.

— Пфа! — воскликнул купец, слушавший с большим вниманием, — не описывайте мне воровских глаз этого плута, я хорошо их знаю.

— Он осклабился и стал плясать вокруг меня, делая странные прыжки. ’Ты не можешь себе помочь! — воскликнул он хриплым голосом. — А люди твоего гордого, мудрого народа разве не могут подать тебе совета? Э! Но подожди, дружочек, зато ты получишь помощь от презренного лапландца: я покажу тебе, как ты должен приняться за дело». Он повел меня к какому-то месту, взмахнул своим длинным посохом, и вдруг на реке явилась мельница с двойным колесом. Потом он указал на долину, и я увидел странную постройку из бревен, стоявшую на крепких сваях, которые смачивались водами ключа и вследствие этого оставались постоянно скользкими. По этому желобу деревья скатывались с быстротой молнии со скалы, и их можно было без особенного труда доставлять на мельницу.

— Странный сон, — пробормотал Гельгештад, когда рассказчик остановился, — но я не могу всего этого представить. Я бы, Бог знает, что дал, если б мог.

— Может быть мне удастся вам все это разъяснить; она передо мной стоит так ясно, что я мог бы схватить ее руками. Дайте мне бумаги и карандаш из стола, я вам нарисую эту постройку.

Гельгештад послушно передал ему требуемое, и на лице его можно было прочесть нетерпение, с которым он ждал, что из этого выйдет. Стуре набросал несколькими твердыми штрихами долину Бальс-эльфа и поток в пропасти. Потом с крутой скалы спустил искусную постройку или каток для бревен, какие и теперь еще употребляются в горных странах, чтобы легче сплавлять с высоких гор в долину древесные стволы.

— Смотрите, — объяснял Стуре, — здесь рубят и освобождают от сучьев деревья, направляют их на гладкую наклонную поверхность, которая орошается водою, чтобы бревна, скатываясь, не слишком разгорячались. В холодное время вода застынет, по льду деревья будут скользит еще легче и достигнут вот этой тощей, где следует построить лесопильную мельницу.

Очевидно, что это лучшее место, потому что лежит за водопадами на реке, которая отсюда до самых фиордов представляет мало препятствий.

Гельгештад то смотрел в рот своему рассказчику, то с жадным вниманием следил за рисунком.

— Это верно, — сказал, наконец, он, глядя на бумагу, — это должно удасться. Это был мудрый сон, господин Стуре, кто бы его ни послал.

Он откинулся на спинку стула и пытливо посмотрел на своего собеседника.

— Вы умный человек! — воскликнул он, — я должен вас похвалить. И вы верный истинный друг, который от меня ничего не скрывает. Не правда ли? А теперь, — продолжал он, вынув свои часы и взглянув на них, — вам следует отдохнуть еще часок. Уже глубокая ночь, и недолго до рассвета. Я же пойду на палубу и буду править судном до наступления дня. Будьте здоровы!

Он вышел из каюты, а Стуре пошел спать довольный собой. Он не даром рассказал этот сон. С одной стороны, развивая свои планы, он хотел склонить купца, чтобы тот дал ему необходимые для этого средства; с другой — он хотел дать почувствовать Гельгештаду, что проникает в его нечистые намерения. И то, и другое ему удалось.

Давно уже стояла ясная погода. Над «Прекрасной Ильдой» расстилалось безоблачное голубое небо, и она плыла несколько недель по тихому морю. Она оставила уже за собой и берег Трондгейма, и горы «Семи сестер», и множество причудливых скал, которые как сторожа стоят при въезде в Норвегию. Теперь она быстро приближалась к родине. Настал июнь, и чем дальше продвигалась к северу яхта, тем светлее становились ночи. Вблизи Лофоденских островов солнце уже не заходило за горизонт. Оно описывало на небе круг, и лучи его весь день освещали высокие глетчеры. Наконец, перед путешественниками появился Тромзое, и когда на церковной колокольне пробили полночь, паруса и верхушки мачт освещались красноватым светом. Еще один день прошел, настала ночь, и «Прекрасная Ильда» вошла в Лингенфиорд. Длинный ряд высоких гор стоял освещенный солнцем, а в глубине Кильпис подымал свою громадную голову, как седовласый исполин между молодежью, потому что только на его вершине еще блестела снежная и ледяная мантия. Полночное солнце стояло большим багряным шаром над волнами Лингенфиорда, которым теперь предстояло непрерывно отражать его в течение четырех недель. Но хотя свет не потухал, на природе все-таки лежало таинственное покрывало, и глубокое молчание ночи царило над волнами. Стаи птиц неподвижно сидели на утесах, со спрятанными под крылья головами; в воздухе не было слышно звука, свидетельствующего о жизни, и только корабль с ослабевшими парусами, изредка колеблемыми легким дуновением ветра, скользил по Лингенфиорду, как будто им управляли духи. Наконец, при одном из поворотов вдруг появилась Лингенская церковь. С высокой башни ее развевалось большое знамя, а в бухте виднелось много лодок с пестрыми вымпелами и венками из березовых и сосновых ветвей на мачтах. Люди на яхте сбросили свои куртки. Было так тепло, как будто они покачивались на волнах Неаполитанского залива; они весело смотрели на родную церковь, пожимали друг другу руки и обменивались взаимными поздравлениями. Так быстро и удачно редко им приходилось совершать поездку в Берген, и Господу Богу угодно было, чтобы они как раз возвратились в день первого весеннего праздника, празднуемого на Севере. В церкви сидело все население фиордов и островов, пело, молилось и хвалило Господа в святую ночь, когда в первый раз солнце не заходило; оно просило хорошего благодатного года. За молитвой следовали веселые шутки, игры и танцы. Когда яхта достигла пристани, лежащей ниже церкви, там не было ни одного человека. Одиноко стояли длинные ряды лодок, и старый моряк заметил между ними, к своему удовольствию, большую шлюпку с вымпелом гаарда Эренес.