Мэдлин Бейкер - Тропою духов

Чувствуя, как пылают от страсти ее щеки, Мэгги заглянула ему в глаза, ощущая тепло его дыхания.

— Ястреб, я…

Он наклонил голову, угадывая ее невысказанное желание.

Ястреб вновь и вновь целовал ее. Кровь кипела в его жилах, ему все труднее было сдержаться. Он понял, что должен отпустить ее, пока не поздно.

Он встал, поднял Мэгги на руки и, широко шагая, устремился вниз, огибая дом. Они остановились у небольшого пруда на задней стороне двора. Вода мерцала в лунном свете, подобно темному стеклу. Ястреб нежно и осторожно опустил любимую, потом легко сбросил мокасины и набедренную повязку, нырнул в холодную воду, стремясь унять жар в крови.

Мэгги успела заметить, как мелькнули в воздухе его бронзовый торс, крепкие ягодицы, стройные бедра, а он уже плавал в пруду. Как бы она хотела, о, как бы она хотела оказаться рядом, плыть под таинственным покровом ночи, резвиться, брызгаться водой, чувствовать его влажную кожу, прильнуть к нему…

Ястреб плыл к середине пруда, на волосах и коже индейца мерцали лунные блики.

Она помахала ему, грустно улыбаясь. И вот он оказался рядом, мгновенно снял с нее халат, белье, сбросил тапочки с ног и поднял на руки. Она вскрикнула, но холодная вода уже сомкнулась вокруг них, и он поплыл, легко поддерживая ее на весу. Было так замечательно плыть с ним вместе и ощущать, как вода струится по коже. Как упоительно смотреть в его глаза, темные, как небо, и теплые, как его прикосновения.

Они дважды обогнули пруд, прежде чем Ястреб поднял Мэгги на руки и вынес на берег. Он долго стоял на берегу, не выпуская ее из объятий.

Мэгги не двигалась, боясь заговорить и нарушить ту волшебную связь, что установилась между ними. Было так здорово лежать в его руках, чувствовать холодную и влажную кожу. Мэгги не переставала думать о том, что будет с нею, когда он уйдет. Пусть судьба подарит ей эту ночь, эту самую минуту, а она, Мэгги, сохранит это воспоминание навеки.

Она подняла глаза на Ястреба, в который раз восхищаясь им. Он так красив, думала она. Так красив. В этом индейце была какая-то первозданность, ощущение силы, полета. Казалось, его нельзя прирулить. И в ней, Мэгти, было что-то, что откликалось на эту грубую силу. Та сторона ее существа, которая была неведома ей самой.

Она желала его. Возможно, она желала его с того самого мгновения, когда увидела впервые. Ну и что, что немолода, ну и что, что он — человек из прошлого, что он может исчезнуть в мгновение ока. Она хотела его.

— Ястреб…

Всю свою страсть, все невысказанное желание она вложила в это слово. Был момент, когда ей показалось, что он овладеет ею тут же, на влажной земле. Он крепко поцеловал ее и посмотрел ей в глаза.

— Ты когда-нибудь была с мужчиной?

— Нет, — отозвалась она, чувствуя, как загорелись ее щеки, — но это не имеет значения.

— Это имеет значение для меня. —Пожалуйста, Ястреб…

— Нет, Мэг-ги, — возразил он. Голос его дрожал и казался таким слабым и погасшим, словно он только что выдержал тяжелую схватку с врагами. — Я не могу.

— Почему? — отчаяние, прозвучавшее в ее голосе, заставило Мэгги возненавидеть себя.

— Это нехорошо. Ты — не моя женщина. Мне неизвестно, сколько еще я пробуду здесь. Я не хочу причинять тебе боль и не хочу, чтобы ты возненавидела меня, когда я уйду.

— Я никогда не стану ненавидеть тебя.

— Вспомни, как ты ненавидишь человека по имени Фрэнк.

— Это совсем другое.

— Если я сделаю тебя своею, а потом оставлю, ты будешь ненавидеть меня куда больше. А я возненавижу себя самого за то, что причинил тебе боль.

— Это оттого, что я — калека, да?

— Нет.

— Оттого, я знаю, что это так. Все это лишь красивые слова. А правда в том, что ты не желаешь связывать себя с калекой.

Она извивалась в его руках, стараясь вырваться из объятий, ненавидя себя за слезы, которые градом лились из ее глаз. Почему он должен быть другим? Он такой же, как Фрэнк, как все мужчины. Они могут желать только здоровую женщину, а не калеку.

— Мэг-ги…

В его голосе слышалась настоящая боль, но Мэгги была так поглощена собственными переживаниями, что не заметила этого. Трудно лгать самой себе. Она ведь умоляла, чуть ли не на коленях, взять ее, а он отказался. И в довершение всего она даже не могла убежать, скрыться. Какое страшное унижение!

Тяжело вздохнув, Ястреб сел на белую скамью у дерева в нескольких шагах от пруда. Мэгги по-прежнему оставалась в его объятиях, пряча от него лицо. Ее плечи тряслись от сдавленных рыданий. Она не могла, как ни старалась, проглотить комок в горле.

— Мэг-ги. Не надо придумывать то, чего нет на самом деле, и усложнять то, что и так сложно. Никто не хотел унизить тебя. У меня никогда не было женщины. Не проси же меня об этом сейчас, — он глубоко заглянул ей в глаза, — и никогда больше не думай, что ты не можешь быть желанной от того, что не можешь ходить. Я не мог бы хотеть тебя больше, даже если бы у тебя были сильные и здоровые ноги.

Его слова, произнесенные так мягко и нежно, выражение его неизъяснимых глаз целительным бальзамом пролились на душу Мэгги.

Уняв слезы, она опустила голову ему на плечо, счастливая тем, что услышала. Ах, что за мужчина! Сильный. Гордый. Благородный. С врожденным чувством чести. Как она любила его! Она, которая дала себе обет не любить больше, не разбивать сердце вновь, отдала его мужчине, от которого меньше всего можно ожидать постоянства и стабильности в жизни. Но это не волновало Мэгги. Продлится их любовь день или всю жизнь, она использует каждое мгновение.

Следующие несколько дней Ястреб избегал оставаться с Мэгги наедине. Он проводил массу времени вне дома, занимаясь лошадьми, расчесывая гривы и хвосты до тех пор, пока они не начинали блестеть, как шелк.

Когда другой работы не было, он шел к поленнице и колол дрова, заканчивая начатую Бобби работу. Он поливал газон, сгребал листья, чистил конюшни.

— Если ты не угомонишься, то скоро ничего не останется, как потягивать пиво перед телевизором каждый уик-энд, как это делают васичи, — предупреждала его Вероника.

Но Ястреб только хмурился и спрашивал, что еще он мог бы сделать.

Мэгги догадывалась о причинах такого усердия, понимала, почему он избегает ее, особенно по воскресеньям, когда они оставались вдвоем в пустом доме. Все же это глубоко ранило ее. Она думала о том, что, по сути дела, должна быть благодарна Ястребу за то, что он так рьяно оберегал ее добродетель. Можно только уважать мужчину, для которого честь и целомудрие — не пустой звук, но от этого было холодно и неуютно. Ночью в постели она чувствовала себя такой одинокой…

Сохранение целомудрия никогда не тяготило Мэгги. Она не считала, будто девственность до первой брачной ночи стала таким же отжившим явлением, как ношение турнюров и корсетов. Но правда и то, что ей никогда не встречался такой мужчина, как Ястреб. Как-то случилось само собой, что все поучения матушки и все ее собственные представления о том, как надлежит поступать в подобных ситуациях, рухнули с появлением молодого индейца. Ирония судьбы, думала Мэгги. Она так долго хранила девственность, а теперь никак не могла с нею расстаться.