Сюзан Доннел - Покахонтас

«Я грязная, — подумала она. — Нужно найти место, где бы я могла искупаться и осмотреть себя. Я хочу смыть с себя свою слабость. Я хочу снова выглядеть красивой, как и подобает дочери великого вождя. Тассентассы должны увидеть меня и прийти в восхищение».

Она стояла в дверях дома, пытаясь вспомнить, где находится пруд. Потом она припомнила, что он был в конце ограды. Она огляделась, сняла пук индюшачьих перьев, прикрепленный к двери, и поспешно пошла совершать омовение. Она даже не потрудилась накинуть на себя одежду и несла ее в руке.

Забравшись в пруд, Покахонтас терла тело и волосы, затем обсушилась перьями и облачилась в одежду. Она почувствовала себя обновленной. Подняв голову, она различила какое-то волнение в поселке. Сначала звук был слабым, всего лишь эхо топота многочисленных ног. Затем он усилился и передался по земле. «А, прибыли чужеземцы, — догадалась она. — Я должна поторопиться». Черные мысли рассеялись, уступив место любопытству.

Сперва она ничего не могла разглядеть сквозь толпу жителей поселка. Покахонтас протолкнулась к праздничному возвышению с единственной мыслью — увидеть тассентассов.

— Сюда, Покахонтас, ты должна быть здесь, — прокричал кто-то.

Она пошла на голоса. Покахонтас знала, что ей следует быть рядом с Починсом, но, чтобы судить о грязных людях по справедливости, она должна в первый раз увидеть их не с высоты власти. Толпа бросилась к ограде, потом замедлила движение. Починс предложил обитателям поселка вознести молитву Океусу, попросить его заступничества перед чужестранцами до того, как их впустят внутрь ограды.

Жители образовали широкий круг. По знаку жреца они упали на землю. Покахонтас хотелось поднять голову и украдкой бросить взгляд на незнакомцев, но она боялась кары бога зла Океуса.

Она прижалась лбом к теплой земле. «Я только что искупалась, и вот лежу в грязи!» — усмехнулась она про себя. Затем торжественность момента захватила ее, и, протянув руки, она стала молиться вместе с остальными. Слова слетали с уст сотен людей, негромкие и ритмичные. Они скорбели о смерти, которой не было, и просили Океуса не становиться причиной смерти, которая могла бы совершиться. Если он слышит, как они горюют о смерти в этот день, он, конечно, не потребует новой. Но смерть была здесь. Изувеченные воины снова встали перед глазами Покахонтас. Как больно потерять их, но они были неосторожны. Их поймали.

Наконец моление закончилось, и она быстро подняла голову. И увидела тассентассов.

Но они не были белыми! Она ощутила острое разочарование. Они, несомненно, были очень странные, но не белые, как Океус или мягкие белые облака или даже сверкающие белые речные жемчужины. Они такого же цвета, как мы, подумала она, только словно закоптелые, как поджаренная рыба или дикие свиньи. Все, что было видно, — лица и кисти рук. «Почему они не натирают свои тела соком орехов и не закаляют их при солнце и любой непогоде, как мы?» — подумала она. Их тела были скрыты под одеждой, хотя день был солнечный и теплый. Покахонтас решила, что и одежда у них уродливая. Она не из шкур и перьев, а цвета камней, земли и опавшей осенней листвы. И волосы у них тоже непонятные. Они явно не бреют ту сторону, к которой прикладывают лук. Но волосы подстрижены короче, чем у воинов-индейцев, так что, наверное, не цепляются за тетиву. Они не были черными и блестящими и не падали прямой, гладкой волной. Цвета морского песка, они завивались и торчали вокруг шеи и подбородка. У одного из них был красный хвост, как у лисы. В общем и целом тассентассы ее страшно разочаровали.

Покахонтас продвинулась ближе, довольная, что может все разглядеть, без присутствия рядом Починса. Вокруг толпились жители поселка, но сейчас они расступились, освобождая проход для своего вождя, шедшего навстречу необыкновенным пришельцам. Их было двадцать.

— Добро пожаловать в Кекоутан, — произнес Починс, высоко держа голову.

Его головной убор из перьев орла трепетал под весенним ветерком. Он подошел к тассентассам поближе. Покахонтас обратила внимание, что он на голову выше любого из чужестранцев. Большинство людей Починса были такого же роста или даже выше. Один из бледных людей выступил вперед и протянул руку. Зачем? Он ничего не предлагал. Чужой слегка повернулся, и Покахонтас увидела, что у него только одна рука. Пустой рукав болтался, свободный от кости и плоти. Затем грязный человек заговорил, звуки не были похожи ни на одно наречие, которое когда-либо слышала Покахонтас. Она внимательно слушала, от всей души желая понять, что он говорит, но тщетно. Другой тассентасс сказал что-то на том же странном языке. Они перебивали друг друга, торопясь высказаться. Какие они грубые! Даже не поклонились Починсу, который в сотни раз великолепнее любого из них.

Она недоумевала, почему Починс не гневается на них за плохие манеры, а, казалось, не замечает их. Лишь жестом он указал в сторону ворот в ограде и повернулся, чтобы ввести тассентассов в поселок. Небо было по-закатному красное, с залива дул прохладный ветер. В воздухе танцевали светляки, окружая толпу сотнями мерцающих огоньков. Древесный дым смешивался с ароматом цветов и соленым морским воздухом.

Прислуживавшие женщины принесли циновки, но чужие люди, похоже, не понимали, для чего они предназначены. Они стояли в нерешительности, пока не увидели, что Починс садится. И вид пищи, казалось, успокоил их. Тассентассы набросились на еду, словно давным-давно не ели. Слава о стряпухах Починса распространилась далеко. В этот день они приготовили устрицы, крабы, индейку, оленину, кукурузный хлеб и нежные землянику и чернику.

Покахонтас не сводила с тассентассов глаз. Она отказалась сесть подле Починса, хотя ее ранг позволял ей это, и ушла в конец ряда, ближе к братьям. Она хотела быть поближе к тассентассам, но вскоре пожалела об этом.

Она едва владела собой и с трудом сохраняла вежливое, бесстрастное выражение лица. Они пахли ужасно, как и сказал Номех, но это не был запах хорька. Он был тяжелым и кислым, так пахнут люди, когда они больны и не могут купаться. Покахонтас могла припомнить лишь пару случаев, когда так пахли паухэтаны, потому что болели они редко. Она наблюдала за чужими людьми и думала: «Они не нравятся мне. Они — животные».

Она не видела на их одежде никаких знаков отличия, позволявших судить об их положении. К поясу у них были прикреплены странные предметы. Не ножи и не мечи: что-то длинное и блестящее с темным, большим выступом с одной стороны. «Интересно, что это у них — оружие?» — подумала Покахонтас. Мужчины не выказывали никакой настороженности, как поступили бы на их месте воины паухэтанов, окажись они во вражеском селении. И они ели. Наконец Починс, махнув рукой, услал прислуживавших женщин, достал свою трубку и предложил по трубке каждому из чужестранцев. Было очевидно, что они никогда не видели трубки, но по движениям их рук она поняла, что с табаком они знакомы.