Николай Внуков - Слушайте песню перьев

Санка потерла пальцами лоб, соображая.

— Это там, откуда дует Кабинока и где живет Ка-пебоан-ка? [*] Север.

— Да, Санка.

— Ты очень долго жила в снегу, и оттого у тебя такие белые волосы?

Станислава засмеялась.

— Нет, нет! В страну Ка-пебоан-ка меня привезли злые люди. Они хотели, чтобы я умерла там. Но я ушла от них и пришла к вам, в Толанди. А волосы у меня были всегда такие.

— И глаза тоже такие синие?

— И глаза тоже.

— Ты хорошо сделала, что убежала от тех людей, — очень серьезно сказала Санка. — Летом у нас тепло и много ягод и сладких корней. А откуда тебя привезли злые люди? Где земля твоих отцов?

— Очень далеко, Санка. Моя земля тоже теплая. Она называется Польшей. Там много больших и красивых городов и короткая зима.

— У всех людей вашего племени такие белые волосы?

— Нет, Санка. У многих волосы такие же, как у тебя.

— А люди, которые привезли тебя в страну Ка-пебоан-ка, — это королевская конная?

— Нет. Это другие люди. У нас их называют жандармами. Но они очень похожи на королевскую конную.

— А го-ро-да? Что это такое, Та-ва?

—- Это большие поселения. Там типи строят из камней и в каждом типи живет столько людей, сколько во всем вашем племени, и еще больше.

Санка посмотрела на Станиславу с недоверием.

— Типи никогда не строят из камней. Ты говоришь неправду.

— Я не обманываю тебя. Здесь, в вашей стране, которая называется Канадой, тоже есть большие города, где типи построены из камня.

— Нет! — упрямо сказала Санка. — Наши типи хорошие. Они из теплых шкур. И внутри всегда горит огонь. И у нас нет го-ро-да. И наша земля называется Толанди, а не Ка-на-да. Ты рассказываешь интересные сказки, Та-ва.

…Слова не имели силы.

Что можно сделать словами, когда понятия о жизни, о добре и зле устанавливались у шауни столетиями? И они были резко отличны от понятий белых.

Две культуры, разделенные временем и огромным пространством, случайно соприкоснувшись друг с другом, никогда не находят сразу общего языка. Они настороженно присматриваются друг к другу. И только годы спустя с трудом начинают вырабатываться общие понятия.

Если до этого одна из культур не уничтожит другую…

Неизвестно, что рассказала Санка своим родителям. Неизвестно, что передала мать Санки другим женщинам племени. Но с того дня дети шауни, а затем и их матери перестали избегать Станиславу.

Иногда какой-нибудь малыш откидывал полог типи и просовывал внутрь головку. Глаза его блестели любопытством, когда он осматривал внутренность шатра и скромную утварь хозяйки. Но когда Станислава знаком приглашала его войти, он убегал. И долго потом в лагере слышался его смех.

Иногда по утрам Станислава находила у порога типи подарки: беличью шкурку, мех которой сверкал на солнце, будто каждая ворсинка была вытянута из червонного золота, берестяную корзиночку с ягодами, прут, унизанный сушеными грибами, или новые мокасины. Конечно, это были подарки матерей. Но они всегда передавались детьми.

Она знала уже многих охотников и их жен в лицо. Вот высокий Непемус — Сильная Левая Рука. Он всегда раньше всех собирается в чащу. Долго возится с луком, то натягивая, то ослабляя тетиву, выравнивает перья у стрел, тщательно зашнуровывает мокасины. Лицо у него строгое и серьезное. Костюм ладно пригнан. Волосы всегда расчесаны аккуратным пробором и двумя черными прядями падают на грудь. Концы прядей заплетены и украшены беличьими хвостиками.

Спокойный и рассудительный Овасес. У него худощавое лицо с сильно выдающимися скулами, и ходит он всегда горбясь, подав тело вперед, будто в любой момент готов к прыжку. Наверное, за это ему и дали имя Дикий Зверь. На первый взгляд он кажется замкнутым и суровым. Однако Станислава знает, что он добр и любит детей.

Вот Гичи-Вапе — Большое Крыло, тот самый, который принес ее на своей широкой спине в охотничий лагерь. Когда он выходит из своего типи, вокруг него собираются собаки, повизгивая от нетерпения. Большое Крыло достает из кожаного мешочка куски сушеной рыбы и бросает собакам. Увидев Станиславу, вежливо поднимает руку. На Совете Старейшин Гичи-Вапе сказал, что она бежала из страны белых, спасая жизнь. Он высказался за то, чтобы оставить ее в племени. И его поддержал Высокий Орел. Это передала ей Ва-пе-ци-са.

Рядом с типи Большого Крыла стоит типи Желтого Мокасина. Мокасину всего девятнадцать лет, прошлой осенью он прошел посвящение и стал воином. У него красивое смуглое лицо и танцующая походка. И молодая жена Розовая Заря, Горкоганос. Горкоганос поет. Когда Мокасин дома, она поет веселые песни и лорхает по лагерю, как листок ясеня, подхваченный ветром. Но если Мокасин долго не возвращается из чащи, она разводит у типи небольшой костер и, сидя на корточках, молча смотрит в огонь. Так она может просидеть всю долгую ночь…

А по земле уже идет Месяц Ягод, и тропа солнца на небе начинает укорачиваться.

Ушли вдаль тени прошлого.

И теперь кажется Станиславе, что никогда раньше она не жила так вольно. Даже там, в бухте Святого Лаврентия, когда дети зверобоев выводили на обратной стороне заячьих шкурок тонким угольком свои первые буквы, она чувствовала себя выброшенной из круга. Все главное осталось на родине, в Польше. А Чукотка была тюрьмой, и приговор висел над ней как вечное проклятие.

Здесь, на второй год жизни в Канаде, перед лицом больших лесов, прозрачных озер и синих гор, родилось новое чувство. Она еще не могла его объяснить, но оно постепенно смывало тоску, слезы бессилия и горечь. Здесь жизнь принадлежала только ей, и от самой Станиславы зависело, какой путь выбрать. Она сама подошла к границе и перешагнула ее.

В Месяц Ягод в селении обычно оставались только женщины, старики да малые дети. Мужчины на много дней уходили в чащу, которая начиналась сразу за последними типи у озера. Утром оттуда сползали к воде туманы, днем слышался разноголосый гомон птиц, а вечером текла тишина и ветер нес хмельные запахи живицы и смолы.

Чудесный уголок — этот кусочек берега у озера Ок-Ван-Ас. Женщины поют за работой тихие песни радости, и Станислава уже хорошо понимает слова:

Когда над озером поднимается луна и чаща становится голубой и таинственной, кто-нибудь запевает Песню Вечернего Отдыха: