Николай Внуков - Слушайте песню перьев

Станиславу взяли в одну из таких ночей.

Из своего номера в гостинице она услышала затихающий рокот остановившихся внизу автомобилей и отрывистые слова команды. Она едва успела надеть платье, как в дверь постучали.

— Сейчас, — сказала она, набрасывая на простыни одеяло.

Но те, что пришли, не ждали.

От сильного удара дверь затрещала. На пол посыпалась штукатурка. Следующий удар распахнул дверь настежь. На пороге остановились двое. У одного в руке блестел короткоствольный тяжелый пистолет.

— Что вам угодно? — спросила Станислава по-немецки.

— Проверка документов.

Станислава выдвинула ящик стола и нашла паспорт.

— Я канадская подданная.

— Посмотрим, — сказал второй.

Быстро перелистав книжечку, он усмехнулся:

— Полька. Бери ее, Ганс.

— Одеваться! Быстро! — сказал тот, с пистолетом.

Станислава сняла с вешалки плащ.

— Я требую, чтобы вы отвезли меня к вашему начальству.

— Отвезем, — с угрозой в голосе сказал гестаповец.

Второй тем временем распахнул дверцы шкафа и увидел ружья. Те, которые Станислава купила месяц назад в подарок Высокому Орлу и Сат-Оку. Прекрасные бельгийские двустволки, каждая из которых стоила тысячу пятьсот злотых. Она знала, как мечтал о хорошем ружье ее муж, и, прежде чем купить билеты на пароход, полдня провела в оружейных магазинах. Двустволки находились в коричневых кожаных чехлах, а в маленьком чемодане — две сотни патронов для них, порох и дробь.

— Так, — сказал гестаповец, снимая ружья с вешалки. — Очень красивые у вас платья, фрау.

Станислава смутно сознавала, что происходит. Несколько улиц, несколько поворотов, и вот грузовик у здания городской ратуши. От резкого тормоза все качнулись вперед. Гестаповец одним махом соскочил на землю, крикнул:

— Вылезать!

Они долго стояли в темном дворе под прицелом двух автоматов. Некоторые женщины тихо плакали, но большинство молчали. Лица их смутно белели во мраке, как у мертвых.

Вспыхнули фары автомобиля, и в резком голубоватом свете возникли две черные тени.

— Вот эту. Эту. Эту. И эту. Станиславу толкнули в плечо.

Шаги по лестнице куда-то наверх. Стены, тускло освещенные слабыми лампочками. Коридор. Длинный ряд высоких дверей. Большая комната. Задернутые темными шторами окна. Полутьма.

Трех женщин, что привели вместе с ней, втолкнули в соседнюю комнату. Массивные створки двери раскрылись, пропустили их и захлопнулись.

Станислава оглянулась.

У входной двери стоял солдат в каске. Широко расставленные ноги в сапогах с низкими голенищами. На груди автомат. Обе руки лежат на вороненой стали, поблескивающей, как антрацит. Тень от каски скрывает глаза, нос и рот до самого подбородка.

«У них нет лиц! — подумала Станислава. — Бездушные исполнительные машины…»

Бесконечно тянулись минуты.

Станислава поискала глазами — на что присесть, но не нашла ничего. Комната была пуста. Пол замусорен окурками. В воздухе кислый запах застарелого табачного дыма и сырости.

Ноги у Станиславы затекли. Она шевельнулась, меняя положение. И в этот момент разошлись тяжелые створки двери и гестаповец в высокой черной фуражке крикнул:

— Иди сюда!

За темным старинным столом, уставленным стопками серых папок, сидели двое. Один, пожилой, в очках с большими стеклами, сильно увеличивающими глаза, был похож на врача. Устало откинувшись на спинку готического кресла, он равнодушно разглядывал Станиславу. Второй, молодой, подтянутый, со светлыми, почти белыми волосами, зализанными в аккуратную прическу, что-то писал. Он оторвал взгляд от бумаги, поднял на Станиславу холодные бледно-голубые глаза и отрывисто спросил:

— Имя?

— Меня зовут Станислава Суплатович.

— Возраст?

— Пятьдесят шесть лет.

Светловолосый снова склонился над бумагами.

Минуты две длилось молчание.

Пожилой все так же равнодушно смотрел на нее.

Если бы не черная форма обоих офицеров и не часовой у входа в переднюю комнату, все походило бы на обычную канцелярию. Но в канцелярию эту приводили людей силой, и неизвестно, что с ними происходило потом.

Справа от стола находилась еще одна дверь, закрытая коричневой портьерой. Вероятно, через нее задержанных выводили. Иначе куда могли деться женщины, вошедшие сюда перед ней? На левой стене — вешалка с тремя черными шинелями.

«Тот, в фуражке, который меня вызывал, наверное, за портьерой», — подумала Станислава.

Пожилой гестаповец наконец кончил ее разглядывать через свои выпуклые очки, открыл папку, лежавшую перед ним, и, просмотрев несколько бумаг, спросил:

— Вы — канадская подданная?

— Да. И как подданная другой страны я — лицо неприкосновенное.

— Когда вы уехали из Польши в Канаду?

— В тысяча девятьсот шестом году.

— Причина?

— Это долго и сложно объяснять.

— Вы уверены, что долго и сложно? Ну, так я объясню вам в двух словах: вы — революционерка, большевичка и были осуждены в тысяча девятьсот шестом году. Так?

— Зачем вопросы, если вы все знаете?

— Необходимо уточнить кое-какие детали.

— Пожалуйста.

Он снова начал листать бумаги в папке.

«Откуда узнали? — билось в голове Станиславы. — Неужели сохранились документы того процесса? Но какими путями они попали из Варшавы сюда, в Кельце, в руки гестапо?»

— В судебном определении по вашему делу тысяча девятьсот шестого года сказано, — произнес пожилой, — что вы — очень опасный человек. Я вам прочитаю конец определения. — Он положил короткую толстую ладонь на бумагу в папке, пальцем отыскал строку: — «Особо опасная государственная преступница, действиями своими подрывающая основы существующего строя». И вот приговор — «Пожизненное поселение на Чукотке». Вы были отправлены в Сибирь по этапу летом тысяча девятьсот шестого года и пребывали на поселении, определенном вам, до весны тысяча девятьсот восьмого. Нам хотелось бы узнать, как вы попали в Канаду.

Станислава вздохнула и переступила с ноги на ногу.

— Я уже говорила, что это — длинная история. Светловолосый выпрямился на стуле.

— Вы бежали с Чукотки на Аляску в тысяча девятьсот восьмом году. Так?

— Считайте так, — сказала Станислава.

— Особо опасная государственная преступница для России остается особо опасной государственной преступницей и для нас, — медленно произнес пожилой.

— Что же, значит, вы тоже сошлете меня на Чукотку? — невольно вырвалось у Станиславы.

— Вы представляете себе, где находитесь?

— Да. Прекрасно представляю.

— Отвечайте на вопросы и не пытайтесь иронизировать! С кем вы были связаны здесь, в Кельце? У кого вы жили сразу после приезда? С кем встречались?