Юрий Клименченко - Неуютное море

— Дайте самый малый ход!

Теперь «Ангара» едва двигалась. Так она держалась лучше. Ее меньше ломало.

— Андрей Андреевич, смотрите, — вдруг услышал капитан радостный голос стоявшего на руле Смирнова, — все самоходки к нам жмутся, на выручку идут.

— Так и должно быть, — спокойно сказал Карданов, только сейчас обратив внимание на приближающиеся суда. — Закон морской дружбы…

«Амур» и «Пинега» шли уже совсем недалеко от «Ангары».

На палубу Шмелева прогнал громкий, взволнованный голос появившегося в столовой боцмана:

— А ну, матросы, давай все наверх. Живо!

Генька быстро вскочил и бросился к выходу. «Судно оставляют», — мелькнуло у него. Он рванулся на мостик, но, увидя, что люди собрались у четвертого люка, побежал туда. Палуба уходила из-под ног. Шмелев едва успел добраться до штормового леера, как услышал испуганный крик: «Держись!» Генька судорожно вцепился в пеньковый конец, волна сбила его с ног, накрыла с головой. «Всё», — безумея от страха, подумал он. Поток схлынул. Генька выплюнул горькую воду, попавшую в рот, открыл глаза. Федя и старпом что-то делали у кнехта, остальные растаскивали трос. Боцман, увидя приближающегося Шмеля, ободряюще махнул ему рукой. «А ну тебя к черту! — подумал Генька. — Чего это они там делают?» Вдруг он заметил, что по всей высоте комингса ползет чёрная полоса трещины. Несколько секунд он как загипнотизированный смотрел на неровные острые кромки лопнувшего железа. Когда судно всходило на волну, трещина зловеще дышала, становилась шире. Генька представил, как рвутся листы палубы, отламывается корма и, задрав кверху крутящиеся винты, уходит в воду.

— Трещина! Поломались! — закричал Генька не своим, каким-то истошным голосом. — Вызывать помощь! Садиться в шлюпки! Давать сигнал! Что они, не видят? Поломались! — второй раз заорал Шмелев.

Но никто не обратил внимания на его крик, никто не бросил работать, только Бархатов сказал:

— Чего стоишь? Трещину видим. Тяни! — И сунул ему в руки конец.

Нет, они сошли с ума! Генька не самоубийца, «тянуть» теперь поздно. Если этим комсомольцам недорога жизнь, это их дело, а он знает, что́ надо делать…

— Чего стоишь? Бери! — сердито закричал Бархатов.

Генька скорчил жалкую гримасу:

— Зашибся сильно, Вадим Евгеньевич. Должно быть рёбра поломал. Двигаться трудно.

— Ну, уходи тогда, не мешай и не стой здесь, а то смоет. Скажи синоптику, пусть окажет помощь.

Шмелев повернулся и, не дожидаясь вторичного приказания, быстро заковылял к мостику.

Что же смотрит капитан? Он, наверное, обалдел от страха и думает только об одном — как оправдаться, если они окончательно поломаются. «Все меры были приняты, капитан сошел последним, непреодолимые силы…» Знаем мы эти фразочки! Ничего, Шмелев поможет ему быстро решить вопрос…

Волна ударила матроса в спину, но он уже схватился за поручни трапа. Капитан обернулся на звук хлопнувшей двери, удивленно скользнул глазами по вошедшему Шмелеву:

— Что случилось, Шмелев? Почему ушли с палубы?

Волной о люк ударило, товарищ капитан. Ходить не могу. Сейчас переломится наша «Ангара». Спасаться надо.

Капитан уже не слушал Геньку. По палубе катилась новая волна… Шмелев притворно охнул и сел на диван. С его одежды стекала вода. Ему становилось холодно. Скорее надо… Он воровато оглянул рубку. Володя Смирнов поглощен штурвалом. Капитан до половины высунулся в окно. Генька быстро выдвинул ящик стола, схватил ракетницу, сунул ее под ватник. Теперь нужно было выйти из рубки. Шмелев испустил громкий стон:

— Ох, не могу больше! Грудь болит.

На него никто не обратил внимания. Он тяжело поднялся. В этот момент судно накренилось и Геньку откинуло к двери. Он толкнул ее плечом, очутился на мостике…

После истории с тапочками Тюкин затаил злобу на капитана. Матрос считал, что с ним поступили несправедливо.

«Триста рублей пропало! Если бы да из твоего кармана, — мысленно обращался Тюкин к Карданову, — как бы ты запел? Да тебе что! У тебя зарплата — во-о! А у меня — пшик. Хоть бы случилась какая-нибудь поломка или другое, чтобы тебя начальство взгрело».

И вот случилось! Неумело надевая спасательный нагрудник, Тюкин дрожащими руками завязывал лямки. Он стоял в каюте, оглушенный ударами зыби, перепуганный появившейся в коридоре водой. Над головой что-то громыхало, лязгало, самоходка скрипела. Уже дважды кричал боцман: «Тюкин, давай наверх!», а он всё не мог двинуться с места, не понимая, что же происходит. Мимо него пробежал Пиварь и, прыгая через ступеньки трапа, исчез на палубе. Тюкин успел крикнуть: «Степа, что случилось?», но ответа не получил. Устрашающе била волна. Пальцы никак не могли завязать лямки.

— Тюкин! — снова раздался взбешенный голос Феди. — Наверх!

Этот крик как кнут подстегнул матроса. Он затянул лямки на два узла и выскочил на палубу. Здесь уже работали боцман, Пиварь и старпом. Обматывали кнехты тросом. Ноги скользили по железу, отлакированному морем.

Тюкин вспомнил высокую фигуру капитана, как он, твердо расставив ноги, стоит у телеграфа, какой у него властный, спокойный голос. В нем спасение! Он один знает, что нужно делать.

«Андрей Андреевич, дорогой, ну прошу тебя, выведи нас из этого ада. Ты же капитан. Ты должен. Не хочется тонуть», — мысленно посылал мольбы на мостик Тюкин.

Море дыбилось совсем рядом. Только тонкие цепочки лееров отделяли работающих от воды. Тюкин ухватился за трос и потащил его к корме. Он делал всё автоматически, делал то, что другие: тащил трос, хватался за штормовой леер, ложился на люк. Он уже не думал о капитане, о спасении, а ждал единственного конца — смерти. Каждую волну, прокатившуюся над ними, каждый возглас боцмана «полундра!» он принимал как последнюю минуту жизни. Но конец, к его удивлению, не наступал. Мало-помалу Тюкин освоился. Он уже знал, когда нужно лечь, когда схватить леер, какая волна накроет судно, какая пройдет стороной. Он почувствовал вдруг, что он нужен, и поэтому вкладывал в работу все свои силы.

Две пары кнехтов были несколько раз обмотаны стальным тросом. Лопнувший комингс приходился как раз между ними. Главная работа сделана. Оставалось закрутить трос, и стяжка готова.

— Степа! — крикнул боцман Пиварю, — быстро смотайся на корму, принеси пожарный лом. Осторожно!

Пиварь выбрал момент, когда с палубы схлынула вода, и, легко балансируя, побежал к корме. Там в специальных стойках стояли пожарные ломы и багры. Он уже достиг угла кормовой надстройки, когда увидел Шмелева, поднимающего пистолет.

— Стой! — крикнул Пиварь, хватая Геньку за руку.

От неожиданности Шмелев опустил ракетницу.

— Ты что делаешь? — задыхался Пиварь. Генька попытался вырвать руку, но Пиварь держал ее крепко.