Юрий Волошин - Королева морей

Одна Сундур равнодушно смотрела на смелые выходки Аси, говоря, что она не их роду-племени, и потому ей не страшно нарушать положения шариата. Она гяурка и потому может не исполнять закон.

Караван вступил на земли воинственных и практически независимых курдов. Ася отъехала чуть в сторону от тропы, чтобы набрать сучьев для костра, и ей повстречался отряд наездников. Впереди выплясывал на тонконогом коне статный, но уже немолодой всадник, видимо, вождь. Он даже оторопело поднял коня на дыбы, увидев рыжеволосую всадницу, трусившую рядом с грязным персом, сопровождавшим ее. Надвигалась ночь, а до селения было еще довольно далеко.

Ася испугалась встречи, торопливо опустила чадру и прижала лошаденку к шершавому откосу дороги, пропуская отряд. Тот медленно проехал, мужчины с любопытством глядели на необычную всадницу на заморенной кляче. Вождь сказал несколько слов персу, и они разъехались. Последний курд взмахнул нагайкой, и Ася аж вся выгнулась от жгучего удара по спине. Всадник гикнул и помчался следом за остальными. Она зло проводила их глазами, наполненными слезами, а перс стал, как мог, успокаивать. Ася с трудом поняла, что еще легко отделалась. Курды народ строгий, и обычаи они чтут свято.

На следующий день путники сделали остановку на отдых, лошади притомились, да и люди тоже. Заро, имеющий знакомых в этом селении, раскинувшемся в неширокой долине с узенькой речкой, рассчитывал хорошо отдохнуть и пополнить запасы продовольствия.

Старейшина встретил гостя приветливо, устроил небольшой пир. Много было съедено мяса и фруктов, много велось интересных разговоров, а на ночь всех разместили в тесном караван-сарае с полуразвалившейся оградой.

Отъезд пришлось отложить. Сильный ветер с дождем, начавшийся под утро, заставил Заро остаться в селении еще на день. Путники проводили время в ничегонеделании, отъедались бараниной, тайком попивали вино и веселились под звуки дудок и трещоток.

Ночью Ася долго не могла заснуть. Ветер хлестал струями дождя по глинобитным стенам конурки, где они с Сундур расположились, завывал и свистел. Потом вдруг все вокруг стало стихать, успокаиваться. Природа утомилась и тоже хотела покоя и тишины. Женщины заснули с мыслью о завтрашнем дне.

Неожиданно странный шум, крики и стрельба из ружей всполошили весь караван, стоявший на окраине селения. Ася с татаркой не успели очнуться от сна, как дверь их лачуги вылетела от удара крепкой ноги, и при свете факела они увидели закутанные в покрывала фигуры мужчин.

Ася сжалась в страхе, хотела завизжать, но не успела. Уверенные проворные руки опрокинули ее на пол, закатали в палас, подняли и куда-то понесли. Только Сундур завизжала, отлетев в угол от удара сапогом.

Ася слышала пальбу, ржание коней, крики. Потом ее закинули на шею коня, и ей почудилось, что Аметхан воскрес и мстит за свою неожиданную смерть. Девушку объял ужас, она задыхалась в паласе, пропитанном пылью и запахами нечистот.

Лошади с места рванули галопом, выстрелы и крики оборвались, остался один страх да отчаянное желание не жить. Слезы обиды, жалости, безысходности душили ее. Но конь сильными скачками уносил добычу в темень ночи, и Асе оставалось лишь ждать конца. Мысль о смерти, ушедшая куда-то за месяц путешествия, снова появилась в голове и затмила все остальное.

«Только освободят — и кончу сама себя», — думала Ася. В груди иногда щемило и замирало, но страдания надломили молодую душу. Терпение покинуло девушку окончательно.

Ей показалось, что скачка продолжалась долго и томительно. Тело застыло и не повиновалось. Ася упала, как только ее сняли с коня, развязали и поставили на ноги. Ноги ее подкосились, не было никаких желаний, хотелось лежать и ждать конца.

Восток серел рассветом. Люди вырисовывались расплывшимися тенями. Кони фыркали, били копытами, тренькали удилами. Разило крепким запахом пота. Ася заметила очертания низких строений и редкие факелы, чадящие багровым пламенем. Голос, строгий и властный, отдавал распоряжения. Люди молча выполняли их, снимали седла с лошадей, успокаивали их. Асю поволокли в дом из грубых камней, скрепленных глиной. Внутри пахло чем-то кислым и дымным. Ее втолкнули в крохотную комнатку. Она стукнулась головой о противоположную стену, пошарила руками и нащупала шершавые камни. Потолок тоже легко было достать.

Ей кинули овчину, сказали несколько слов и задвинули засов. Кромешная темнота окутала Асю, звуки слабо долетали до ее слуха. Она дрожала от возбуждения и страха, хотя и не за жизнь. Было и так ясно, что жизни ее ничто не угрожает. Девушка сознавала, что ее похитили с одной вполне определенной целью. Кому-то она приглянулась, и этот кто-то решил выкрасть ее, как, видимо, тут и заведено. «Что за земля такая?! — думала Ася, в изнеможении опускаясь на солому и натягивая овчину на себя. — Мы тут хуже рабов!»

Усталость смежила веки, Ася согрелась и заснула, так и не додумав до конца своих мыслей. Но спать долго и теперь не пришлось. Что-то необыкновенно страшное, ужасное заставило вдруг ее вскочить. Темнота оставалась все такой же, тишина нарушалась отдаленными неясными звуками, но дверь была закрыта. Пот градом катился со лба девушки, всколыхнувшееся сердце не умещалось в груди. Она оглянулась и тут вдруг четко и явственно представила, как ее родная любимая мамонька мучается. Что-то сильно кольнуло в сердце, и дыхание остановилось. Волосы зашевелились на голове от ужаса. «Мамонька! — взвился заполошный голос отчаяния и скорби. — Не умирай! Родненькая, не оставляй меня одну!»

Она не сомневалась в том, что мать ее сейчас умирала или уже умерла. На крик дверь открылась, женский голос грубо говорил что-то, долго и непонятно. Ася молчала, ничего не замечая и не слушая ее. Женщина зло хлопнула створкой и ушла.

— Мамонька, зачем вы меня покинули? Родненькая, любая! Зачем теперь мне жить? Уж теперь делать на этом свете мне совсем нечего, — говорила Ася, не утирая слез, хлынувших из глаз.

Ася вспомнила, как мать иногда рассказывала про свои видения. Они всегда исполнялись, а начались с того крымского похода, где сгинул ее дорогой и любимый муж Ермил. Тут и стала замечать мать, что многое ей видится, чего люди не замечают. Она стала знать, о чем думают люди, даже те, которые сейчас далеко от нее. Не всегда, но при желании можно было какими-то усилиями заставить себя узнать мысли того или другого человека.

Мать и ей предрекала тот же дар Божий, но Ася боялась верить этому. А мамонька все чаще стала ходить по соседней деревне и лечить скотину, вначале робко и боязливо, затем все больше входя в силу. Соседи вначале сторонились, не доверяли, потом стали бояться, но от добрых услуг не отказывались. Задаривали всем, чем только могли, и в конце концов окрестили колдуньей.