Селия Рис - Пираты

— Я не открою вам ничего нового. Каждый год такое случается с тысячами моих соплеменников. Я была тогда совсем юной, еще моложе, чем вы…

Филлис родилась в Абомее, столице африканского королевства Дагомеи. Родители ее принадлежали к высшей знати, и девочке от рождения предназначалось стать одной из дев-воительниц, составлявших личную охрану короля. Выбор пал на нее не случайно. Отец Филлис — тогда ее, разумеется, звали по-другому — был в большом почете у правителя страны и считался одним из самых храбрых и преданных военачальников. Но жизнь при дворе непредсказуема и полна интриг. Случилось так, что его обвинили в заговоре против короля, арестовали и казнили, а всю семью продали в рабство. Вместе с другими несчастными их заковали в шейные колодки и гнали больше сотни миль по лесам и болотам до побережья Гвинейского залива. Их всех распродали поодиночке разным торговцам, погрузили на разные суда и отправили в разные страны. Никого из родных с тех пор Филлис не встречала и ничего о них не слышала.

— Но я не плакала. Никогда не плакала. Ни разу и слезинки не пролила. Ни тогда, ни после. Я дева-воительница королевского дома Дагомеи, и мне не пристало проявлять слабость!

Минерва смотрела на нее с гордостью и обожанием. Лишь узнав ее поближе, я смогла оценить, до какой степени обязана она матери, сумевшей воспитать в дочери отвагу и бесстрашие. Да и впоследствии у меня было немало поводов возблагодарить небеса за текущую в ее жилах кровь многих поколений женщин-воинов.

Филлис купил португальский работорговец. Она немного говорила по-португальски, научившись у отца, и при пересечении Атлантики находилась в сравнительно привилегированном положении, выступая в роли посредницы и толмача. Судно направлялось в Бразилию, но сильным штормом его отнесло далеко от намеченного курса, и оно вынуждено было бросить якорь в гавани Сент-Китса [25].

Капитан принял решение распродать груз на месте, справедливо рассудив, что лучше сразу получить хоть какую-то прибыль, чем продолжать путь в Южную Америку, рискуя потерять все. Филлис в составе крупной партии невольников приобрел англичанин по фамилии Шарп. Он привез их на Ямайку и выгодно перепродал отцу. Заканчивалась ее повесть появлением на свет Минервы, хотя о том, кто был ее отцом, Филлис предпочла умолчать.

Я тоже внесла свою лепту, поведав им о Роберте. Оказалось, он был в той же партии с Сент-Китса, попал на плантацию одновременно с Филлис, и они вместе прожили несколько лет, прежде чем отец забрал Роберта с собой в Бристоль. Узнав об этом, я решила, что именно он является отцом Минервы, и потому постаралась припомнить как можно больше о своих детских годах, когда мы были с ним неразлучны. Я взахлеб рассказывала о всяких забавных случаях, о том, как он заботился обо мне, учил читать, ездить верхом и многому другому. Не забыла упомянуть также, что Роберт теперь свободный человек и получил немалую сумму денег по отцовскому завещанию.

Слушая меня, Филлис умилялась, светлела лицом и даже — редкостный случай! — иногда улыбалась.

— Роберт хороший человек, добрый, — приговаривала она. — Сам детишек любит, и они к нему тянутся. Отец ваш тоже был хорошим человеком и справедливым хозяином. Мы все горевали, узнав о его кончине. Это он научил нас с Робертом говорить по-английски. И не только разговаривать, но и читать, и писать. А я обучила Минерву всему, что знала сама. Теперь она сможет учиться у вас. — Услышав свое имя, девушка встрепенулась, подняла голову и с улыбкой посмотрела на меня. — Она будет читать ваши книги и научится правильному произношению, чтобы не быть похожей на других рабов. Это ведь ваш отец дал нам имена и мне, и Минерве. Он всегда был добр с нами. С обеими. — Филлис на минуту замолчала, а когда заговорила снова голос ее звучал так тихо, что я с трудом разбирала слова. — Мы ждали его год за годом в конце каждой зимы. Но приходила весна, приходили его суда, а сам он так больше и не появился. Очень плохо. А еще хуже, что он доверил управлять «Источником» человеку недостойному и равнодушному, которому ни до чего нет дела.

Она не стала уточнять, кого имеет в виду — Дьюка или моего брата. Впрочем, я и сама прекрасно видела, с какой изощренной жестокостью обращается с чернокожими старший надсмотрщик. Однажды я не выдержала и решила поговорить с ним. Отозвала в сторонку и напрямик, в лицо, высказала все, что я думаю о его методах. После чего приказала немедленно прекратить наказывать рабов без повода и веской причины. Он выслушал меня со скучающим видом, презрительно ухмыляясь, а когда я пригрозила пожаловаться Джозефу, молча повернулся и ушел. Мой выговор он пропустил мимо ушей и продолжал бесчинствовать.

— Этот Дьюк совсем как таракан, — заметила Филлис. — Наступишь на него, а он все равно вынырнет где-нибудь в другом месте.

Поразительно точное сравнение! Он даже походил на таракана, особенно со спины. Блестящие от масла темные волосы надкрыльями нависали над засаленным панцирем коричневой рабочей куртки, а до блеска начищенные черные кожаные ботфорты вносили последний штрих в портрет противного насекомого. Я невольно рассмеялась, мысленно представив таракана с физиономией старшего надсмотрщика, но ни мать, ни дочь меня не поддержали.

— Он всегда меня ненавидел и ненавидит до сих пор, — продолжала Филлис и обреченно вздохнула, как будто Дьюк был не просто человеком, а неизбежным злом, вроде кусачих мух, скорпионов и ядовитых змей. — Он всех подозревает и никому не доверяет. Ест только приготовленную его женщиной еду, да и ту заставляет ее сначала попробовать. Боится до одури, что его отравят. А чего ему бояться, когда он сам до мозга костей пропитан ядом! Господи, как же от него воняет! — Она брезгливо поморщилась и помахала рукой перед носом. — Да любая змея подохнет, стоит только ему на нее дыхнуть! — На этот раз они засмеялись вместе со мной, но я не увидела веселья в глазах Филлис. — И все-таки зря вы с ним так, мисс. Дьюк — опасный враг. Остерегайтесь.

— Чего мне остерегаться? Это моя плантация! — возмутилась я. — Мне он ничего не посмеет сделать.

Филлис промолчала и через несколько минут удалилась, сославшись на то, что ей пора готовить ужин. Минерва последовала за матерью. Я осталась на веранде одна, преисполненная самодовольной уверенности в полной безопасности и неприкосновенности собственной персоны, и даже не помышляла о том, что мое безрассудное поведение может поставить под удар других.

Однако предупреждение Филлис не выходило у меня из головы. Я решила поговорить с братом по поводу Дьюка и, если получится, убедить его расстаться со старшим надсмотрщиком. Удобный случай представился на следующий день за завтраком. Джозеф только проснулся и к выпивке еще не притрагивался.