Александр Дюма - Волчье логово. Красная кокарда. Капитан Поль

Внезапно в дверь на противоположной от меня стороне раздался сильный удар, за ним последовал другой, третий… Послышался град ударов, и кто–то громко потребовал, чтобы дверь была немедленно открыта.

Вся коленопреклоненная масса заволновалась. Некоторые вскочили с колен и, плача, пугливо оглядывались кругом. Но пение все еще продолжалось, по–прежнему наполняя собой церковь.

От сильного удара вылетела створка двери: три четверти присутствовавших подняли крик. Я в это время был на полдороги к Денизе, но, прежде, чем я достиг своей цели, вылетела другая створка, и человек двенадцать с шумом ворвались в церковь.

Путь им преградила тощая фигура священника (после я узнал, что это был отец Бенедикт), высоко поднимающего крест. В следующую минуту, к невыразимой радости, я увидал, что вломившиеся были не предводители уличной толпы, а приверженцы Фромана, во главе с обоими Сент–Алэ. Оба были покрыты кровью и закопчены порохом. Одежда их была в беспорядке.

От неожиданной радости женщины бросились на шею мужчинам, а стоявшие поодаль разразились громкими рыданиями. Мужчины же, тщательно забаррикадировав за собой двери, вереницей пересекая зал, направились к выходу в переулок. Одни утверждали, что все погибло, другие — что западные ворота еще свободны, третьи умоляли женщин уйти отсюда, уверяя, что в соседних домах им будет гораздо безопаснее, и что церковь неминуемо подвергнется нападению. Стало известно, что красные кокарды были оттеснены, и теперь спасаются через монастырские ворота, в которые, следом за ними, ломятся уже кальвинисты.

Всех охватили смущение и паника. Слышались крики, что напрасно мужчины явились сюда, что, если бы они оставили церковь в покое, женщины были бы в большей безопасности. Но в таком аду, каким был сегодня Ним, где даже сточные канавы были полны кровью, трудно было решать, как лучше поступить.

После того, как выяснилась опасность дальнейшего пребывания в церкви, все бросились к выходу. Это дало мне возможность немного продвинуться к Денизе. Она опустила капюшон на лицо и не могла меня видеть, пока я не дотронулся до ее руки. Не говоря ни слова, она крепко ухватилась за меня.

Маркиза, ответившая на мой поклон кислой миной, ограничилась тем, что насмешливо заметила:

— Вы умеете быстро пользоваться вашей победой.

Я ничто не ответил, а вместе с Денизой и мадам Катино направился прямо к Луи.

Виктор де Сент–Алэ, увидев меня, улыбнулся и, подойдя к матери, что–то сказал ей. Та, видимо, возражала.

— Не все ли теперь равно, — громко произнес маркиз. — Ведь мы проиграли последнюю ставку, и надо очистить стол для других.

Маркиза молча опустила свой капюшон на лицо. Было что–то трагическое в этом жесте, и мне стало жаль ее. Но теперь было не время предаваться чувствам: преследователи были уже близко.

Мы не успели еще покинуть церковь, как за стенами послышался топот множества людей, и двери затрещали под посыпавшимися на них ударами. Весь вопрос был в том, выдержат ли двери до того момента, как мы успеем бежать. Они были закрыты надежно, а перед нами образовался проход в толпе. Спустя мгновение мы были уже на улице и быстрым шагом направились к дому мадам Катино.

Я был так рад, что мы выбрались на свет и свежий воздух, что мне грезилась уже полная безопасность. Улочка шла вниз, и я видел впереди себя целое море голов. Там и сям мелькали оглядывавшиеся бледные испуганные лица. Сзади меня шли маркиза со старшим сыном. Шествие замыкали три или четыре «красные кокарды». За ними, в конце переулка еще никого не было видно.

Очевидно, преследователи все еще не вломились в церковь, и я задержался, чтобы сказать Денизе несколько слов.

Задумавшись, я очнулся лишь тогда, когда вкатившаяся в переулок обратная волна отнесла меня к Луи. С криками, стонами и проклятиями толпа запрудила весь переулок, зажатый меж высокими домами. Большинство делало отчаянные попытки пробиться назад к церкви, даже не давая отчета в том, что произошло.

Другие продолжали идти вперед и падали, сметаемые встречным потоком. Словом, в течение нескольких минут все потонуло в паническом страхе.

Стараясь спасти Денизу от давки и не дать ей упасть, я сначала не понял, в чем дело. Мне показалось, что женщины, составлявшие три четверти общей массы, сошли с ума или поддались необузданному страху. Потом, когда наше шествие отхлынуло до половины переулка, я услышал впереди себя среди общего крика взрывы отвратительного смеха, и через головы увидел ряд пик, выстроившихся как раз против дома мадам Катино.

Тут я понял создавшееся положение. Кальвинисты отрезали нам выход из переулка. Сердце у меня перестало биться. Я оглянулся назад и увидел, что и позади переулок был полон людей, прорвавшихся, наконец, через церковь. Отступать было некуда. Мы были зажаты в тиски: по сторонам — высокие стены домов, преодолеть которые было нереально, впереди и сзади — мрачные люди, вооруженные пиками.

Мне до сих пор мерещится эта сцена: палящее солнце, озаряющее бледные, искаженные страхом лица женщин, павших на колени с воздетыми к небу руками — длинный, изломанный ряд человеческих существ, в каждой черте которых сквозил панический, животный страх. А над всем этим — насмешливый хохот победителей…

Даже Ним — это гнездо всяких партий и жестоких раздоров, даже Ним не видал никогда столь ужасного зрелища. Ошеломленный неожиданной ловушкой в то самое время, когда все, казалось, шло к благополучному исходу, я только крепче прижимал к себе Денизу и, прислонившись к стене, старался найти для нее слова утешения и ободрения перед лицом неминуемой смерти.

Первым пришел в себя маркиз де Сент–Алэ. Враги были в подавляющем большинстве, и едва ли что можно было предпринять против них. Тем не менее, маркиз, заслонив собою мать, махнул белым платком людям, стоявшим со стороны церкви, и потребовал, чтобы они пропустили женщин. Получив отказ, он во всеуслышание обозвал их трусами, которые не смеют развязать противнику руки, чтобы встретиться с ним лицом к лицу. Но кальвинисты в ответ только смеялись и грозили.

— Нет, не пропустим, — кричали они. — Выходите сперва и отведайте наших пик. Тогда, может быть, мы и выпустим женщин.

— Трусы! — закричал опять маркиз.

Но они только со смехом кричали, размахивая оружием:

— Долой изменников! Долой попов! Выходите! Держитесь теперь! Мы поможем вам оторваться от бабьих юбок!

Потом с их стороны выступил какой–то человек, который движением руки водворил тишину.

— Слушайте, — начал другой, стоявший с ним рядом, гигант с черными волосами, почти скрывавшими его узкое лицо. — Даем вам три минуты, по истечении которых вы должны выйти из переулка. В этом случае женщины будут свободны. Если же вы будете прятаться за ними, то мы будем стрелять по всем, и смерть женщин будет на вашей совести.