Александр Дюма - Волчье логово. Красная кокарда. Капитан Поль

— Красная кокарда? — переспросил я, чтобы выиграть время.

— Да, что вы скажете о ней?

Я не ожидал этого вопроса и в отчаянии взглянул на маркизу. Авось ее женский ум подыщет какой–нибудь выход…

— А вы спрашивали об этом г–жу Корреа? — спросил я, стараясь отбиться от вопроса и обратить его к ней. — Вы требовали у нее объяснений?

— Нет.

— В таком случае, я спрошу ее сам.

— Меня нечего спрашивать, а спросите лучше господина виконта, — вмешалась маркиза. — Спросите его, какого цвета кокарды Национальной гвардии из Керси?

— Красного! — воскликнул я, чувствуя, что у меня словно гора упала с плеч.

Я стал припоминать кокарду на шляпе Бютона, что лежала около кузницы. Но как об этом стало известно маркизе, этого я не знал.

— А, вот что! — промолвил Фландр, сомнения которого, видимо, еще не рассеялись вполне. — Ради чего же вы носите эту кокарду?

— Нет, господин старшина, — отвечала маркиза с хитрой улыбкой. Я видел, что она хочет привести его в хорошее настроение. — Не я ношу эту кокарду, а моя дочь. Если вы хотите узнать о причине, то спросите ее сами.

Как всякий буржуа, Фландр был страшно любопытен. Его лицо после такого предложения расплылось в глупой улыбке.

— Если мадемуазель позволит… — начал он.

До этого момента Дениза пряталась в тени, за своей матерью.

Но теперь она должна была выступить вперед.

Как только она заговорила, я увидел внезапно произошедшую перемену в ней. Несколько минут назад лицо ее было бледно, как полотно, теперь же оно покрылось ярким румянцем, и глаза горели, подобно звездам.

— Это очень просто, — промолвила она тихо. — Мой жених находится в одном из отрядов Национальной гвардии.

— Вот почему вы и носите эту кокарду! — воскликнул старшина, приходя в восторг.

— Я люблю его, — мягко заметила Дениза, посмотрев мне прямо в глаза.

Не знаю, кто в эту минуту покраснел сильнее — я или она. Вонючая и грязная комната показалась мне дворцом, а пропитанный табачным дымом воздух — прекрасными духами.

Я не слыхал, что еще сказал старшина, и пришел в себя только тогда когда Дениза снова скрылась за матерью, а на ее месте вновь явилась маркиза. Она держала палец на губах и предостерегала меня взглядом.

Предостережение было не лишним, так как в порыве душевного энтузиазма я мог сам сказать что–нибудь лишнее. Но старшина уже был побежден. Романтическая история и объяснение мадемуазель Денизы устранили в нем последние подозрения и снискали его благосклонность. Он покровительственно посмотрел на маркизу, бросил нежный взгляд на Денизу и отпустил какую–то шутку насчет монаха.

— Произошла ошибка, но я не раскаиваюсь в ней, — начал он с неуклюжей вежливостью. — Эта ошибка дала мне возможность познакомиться с вами.

— Помилуйте, господин старшина! — воскликнула, улыбаясь, маркиза.

— Но состояние края таково, — продолжал он, — что дамам путешествовать одним небезопасно. Они могут подвергнуться…

— … худшим встречам, чем эта, — подхватила маркиза, бросая на меня быстрый взгляд. — Но что же делать, провожатых у нас нет.

Могучий старшина вдруг засопел носом. Я решил, что он собирается предложить свои услуги. Но ему в голову пришла другая мысль.

— Может быть, вас проводит вот этот господин. Ведь вы едете в Ним, господин виконт?

— Да, — отвечал я не сразу. — Конечно, если госпожа Корреа…

— Но нам не хотелось доставлять вам неудобства, — перебила меня маркиза, отступая на шаг от меня к старшине.

— Я уверен, что это не доставит никаких хлопот, — галантно возразил тот. — Впрочем, если это действительно затруднит господина виконта, то я найду кого–нибудь другого…

— Кого же вы можете нам предоставить?

— Да себя самого.

— Ах, если вы сами…

Поняв, что теперь я сам могу вступиться без опаски, я воскликнул:

— Нет, нет! Старшина напрасно подозревает меня в отказе. Могу уверить вас, сударыня, что я с удовольствием готов вам сопутствовать, тем более, что нам по дороге. Если, следовательно…

— Буду вам весьма благодарна, — вежливо отвечала маркиза. — Но надобно, чтобы господин старшина еще выпустил нас, бедных арестанток, которые виноваты только в том, что питают пристрастие к национальной гвардии.

— Это я уже беру на себя, — промолвил с важным видом Фландр. — Дело тут совершенно ясно. Однако, — прибавил он, слегка покашливая, — чтобы избежать возможных осложнений, вам будет лучше уехать рано утром. А когда вы уедете, я сумею объяснить ваш отъезд. Если вы не побрезгуете провести здесь ночь, — продолжал он, оглядывая помещение не без некоторого смущения, — то…

— … мы еще менее будем обращать внимание на все окружающее, чем прежде, — перебила его маркиза, вздохнув. — Я чувствую себя в полной безопасности с тех пор, как познакомилась с вами.

И она протянула ему свою нежную белую руку.

Старшина быстро поцеловал ее.

Через несколько минут я уже возвращался к себе, направляя свои шаги по желтой полоске света, исходившей из фонаря старшины. А он шел тоже погруженный в свои мысли, временами закрывая фонарь полой своего плаща, совершенно забывая о своем спутнике. Мне вновь стало казаться, что все, что произошло сейчас, было лишь сном. И эта грязная комната, из которой я только что вышел, и удивительное присутствие в ней двух дам, и признание Денизы — все это представлялось чем–то совершенно невероятным.

Забили часы на колокольне. Я принялся было считать удары, но сбился. Вдруг в темноте, совсем рядом закричал по старинному обыкновению сторож, сообщая, что пробило одиннадцать часов. Это вернуло меня в мир действительности, подтверждая реальность событий.

На следующее утро, едва забрезжил рассвет, я отбыл из гостиницы в экипаже. Еще издали я увидел вышедших из тюрьмы и стоявших подле ее дверей маркизу и ее дочь, дрожавших от утренней прохлады. Усадив маркизу, я, сам не помня себя, взял за руку Денизу, помог сесть ей в экипаж и сам уселся на переднее сидение, как раз напротив нее.

Минут через пять мы беспрепятственно проехали городские ворота и выбрались на большую дорогу. Стояли еще серые предрассветные сумерки, деревья казались черными на фоне светлеющего неба. Вскоре мы переехали большой мост через Тавр и стали подниматься по долине Дурби.

Мы не могли еще видеть лиц друг друга. Внезапно из угла, где сидела маркиза, послышался веселый смех.

— Старый дурак, — едва проговорила она, не имея сил удерживаться более от торжествующего смеха.

Эти слова показались мне не особенно благородными, но она была матерью той, которую я любил, и я промолчал.

Разгорался рассвет. Одна половина неба мало–помалу окрасилась в розоватый цвет, другая — бледно–голубая, с золотистыми облачками, осталась позади нас. Еще мгновение и зазолотились вершины гор. Я жадно взглянул в лицо Денизы, увидел, как оно порозовело с рассветом, и, весь дрожа, поспешил отвести от нее свой взор.