Джек Лондон - Избранные произведения. Том I

— Ни малейшего запаха, — объявил он. — Видно, товар ничем не пахнет. Но что бы это могло быть? Кабальеро уверял, что там нечто очень ценное.

— Тоже сказал — «кабальеро»! — возмутился другой жандарм. — Отец старика, наверное, разносил по улицам тухлую рыбу, да и дед его тоже. Теперь любой нищий оборванец уверяет, что он потомок конквистадоров.

— А почему бы и нет, Рафаэль? — возразил Педро Зурита. — Ведь все мы происходим от конквистадоров.

— Без сомнения, — поддакнул Рафаэль. — Конквистадоры убили множество народа…

— И стали предками оставшихся в живых, — закончил Педро, вызвав своей остротой всеобщий хохот. — А все-таки я готов отдать один из этих пезо, чтобы узнать, что там такое в этом ящике!

— А вот и Игнасио, — сказал Рафаэль, приветствуя приход нового тюремщика. Припухшие веки вновь прибывшего свидетельствовали о том, что он только что встал после сиесты. [16] Сиеста — послеобеденный отдых в испаноязычных странах. — Ему не заплатили за честность. Ну-ка, Игнасио, удовлетвори наше любопытство — скажи нам: что находится в этом ящике!

— Откуда мне знать? — сказал Игнасио и посмотрел, все еще мигая спросонок, на предмет, возбуждавший всеобщий интерес. — Ведь я только что проснулся!

— Так, значит, тебе не заплатили за то, чтобы ты был честным! — сказал Рафаэль.

— Пресвятая мадонна! Кому это может прийти в голову требовать от меня честности, хотя бы за плату? — спросил тюремщик.

— В таком случае возьми-ка вон тот топор и вскрой ящик, — предложил Рафаэль. — Нам нельзя. Ведь Педро должен поделиться с нами двумя пезо, которые он получил, — значит, и мы получили плату вперед за честность. Открой ящик, Игнасио, а не то мы умрем от любопытства!

— Мы только посмотрим, только взглянем, — нервно бормотал Педро, пока тюремщик отдирал топором одну из досок крышки. — А потом снова закроем ящик… Всунь-ка туда руку, Игнасио. Что ты там нащупал? Ага!

Игнасио долго тащил что-то. Наконец рука его опять показалась в отверстии. Он держал что-то обернутое в картон.

— Раскрывай поосторожнее, ведь придется все снова аккуратно уложить.

Наконец многочисленные обертки из картона и бумаги были сняты, и взорам жандармов предстала четвертная бутыль, полная виски.

— Как тщательно она уложена! — с благоговением пробормотал Педро. — Очевидно, хорошее виски, если принято столько мер предосторожности.

— Это «виски американо», — вздохнул один из жандармов. — Я как-то пил «виски американо». Удивительный напиток! Он придал мне столько храбрости, что я во время боя быков прыгнул на арену, — дело было в Сантосе, — и пошел один на дикого быка. Правда, бык поднял меня на рога, но на арену-то я все-таки прыгнул!

Педро взял бутыль, намереваясь отбить горлышко.

— Стой! — воскликнул Рафаэль. — Тебе заплатили вперед за честность!

— Да? Но кто? Человек, который сам далеко не честен. Это виски — контрабанда. Он не заплатил за него на таможне. Старик торгует контрабандным товаром. Поэтому нам остается только поблагодарить судьбу и с чистой совестью присвоить себе его добро. Бутыль эту мы конфискуем и уничтожим ее содержимое.

Тогда Игнасио и Рафаэль развернули еще две бутылки и отбили у них горлышки.

— «Три звездочки» — великолепно! — стал пояснять Педро Зурита, воспользовавшись молчанием остальных. Он указал на марку. — Видите ли, у гринго все виски хорошего качества. Одна звездочка означает, что это очень хорошее виски, две — отличное, а три — что оно великолепное, что это виски первосортное и даже выше первого сорта. Я все тонкости знаю. Гринго любят крепкие напитки. Наша пулька для них не годится.

— А четыре звездочки? — спросил Игнасио. У него был хриплый от выпитого голос и масляные глазки.

— Четыре звездочки? Четыре звездочки, друг Игнасио, это… это… или мгновенная смерть, или рай!

Вскоре Рафаэль уже обнимал одного из своих товарищей-жандармов, клялся, что любит его, как родного брата, и уверял, что человеку нужно очень мало для полного счастья.

— Дурак был старик — трижды дурак, и даже хуже! — заявил жандарм Аугустино, человек необычайно угрюмого нрава, в первый раз открывая рот.

— Viva, [17] Viva — да здравствует! Аугустино! — приветствовал его Рафаэль. — «Три звездочки» совершили чудо. Они заставили заговорить Аугустино!

— Трижды, четырежды дурак! — яростно заревел Аугустино. — Этот божественный напиток был у него в руках, он целых пять дней вез его из Бокас-дель-Торо и даже не попробовал. По-моему, таких дураков следовало бы зарывать голыми в муравьиную кучу.

— Старик — мошенник, — сказал Педро, — и поэтому, когда он завтра явится сюда за своими «тремя звездочками», я арестую его за контрабанду. Кстати, мы заодно и выслужимся перед начальством.

— А если мы уничтожим доказательства — вот так? — спросил Аугустино, отбивая горлышко у новой бутылки.

— Нет, наоборот, мы представим доказательства — вот так! — ответил Педро и швырнул пустую бутылку на каменный пол. — Слушайте, товарищи. Давайте договоримся: ящик был очень тяжелый. Его нечаянно уронили. Бутылки разбились, и виски вытекло. Таким образом мы узнали, что в ящике была контрабанда. Ящика и разбитых бутылок как доказательств вполне достаточно.

По мере того как исчезало виски, усиливались шум и крики. Один из жандармов затеял ссору с Игнасио из-за давно забытого долга в десять центаво. [18] Центаво — мелкая монета ( исп. ). Двое жандармов уселись на пол, обняв друг друга за шею, и начали громко жаловаться на свои семейные неприятности. Аугустино, на этот раз не жалея слов, красноречиво излагал свою философию, гласившую, что молчание — золото. А Педро Зурита, впав в сентиментальное настроение, рассуждал о всеобщем братстве.

— Даже моих заключенных, — бормотал он пьяным голосом, — и тех люблю как братьев. Жизнь полна печали!

Тут Зурита замолк, и слезы брызнули у него из глаз. Он хватил еще виски.

— Заключенные — это мои дети. Из-за них у меня сердце обливается кровью. Вы видите — я плачу. Давайте поделимся с ними! Пусть и они испытают блаженство. Игнасио, возлюбленный брат мой! Сделай мне одолжение! Ты видишь, я омочил твою руку слезами. Снеси бутылку этого божественного напитка гринго Моргану. Скажи ему, как я печалюсь о том, что ему завтра придется распрощаться с жизнью. Передай ему мой привет и скажи, чтобы сегодня он пел и веселился.

Игнасио пошел исполнять данное ему поручение, в то время как жандарм, прыгнувший на арену во время боя быков в Сантосе, закричал:

— Подать мне быка! Подать мне быка!

— Ему, бедняге, хочется обнять быка за шею и сказать ему, как нежно он его любит, — пояснил Педро Зурита и опять заплакал. — Я тоже люблю быков. Я люблю всех и все. Даже москитов — и тех люблю. Вся жизнь — любовь. В этом тайна жизни. Я хотел бы иметь льва, чтобы приласкать его, как ребенка…