Владислав Кузнецов - Линейный крейсер «Михаил Фрунзе»

Тогда, в тридцать пятом, он был счастлив и от жизни большего не ждал, поскольку в большем никак не нуждался. Что ему надо? В любимом деле состоялся, люди, и немаленькие -уважают. В море незаменим, на берегу ждет семья. Личная жизнь сложилась между плаваниями такая же, как карьера: размеренная, ровная, надежная. Жена, дочь старшая, двое сыновей, и еще дочь, младшенькая. Берег начал перетягивать, Ивана Павловича подговаривали бросить дальние походы и принять должность парторга одесского морского пароходства. Патрилос почти смирился с береговой должностью, но мир изменился снова, и для него разверзся ад.

Началась гражданская война в Испании, и Советский Союз не остался в стороне. Как повелось, в огонь шагнули лучшие, а Иван Павлович и есть один из лучших. О том, что было потом, он не говорит, хотя многие нынешние сослуживцы ожидали подробных рассказов. Но всяк, кто спросит, в ответ слышит одно:

– Вспоминать не хочу.

После чего помполит «Фрунзе» выдает правильные, но казенные фразы о том, что Испанская республика пала, растерзанная интервентами и собственными фашистами-фалангистами, несмотря на советскую помощь, и о том, что хвалиться личными успехами в случае общего поражения нехорошо. Не по-советски и не по-товарищески. Дальше – стена, которую не пробить ни добрым словом, ни казенным красным вином, ни «сухопутной» водкой, ни «родным» кальвадосом. А экипажу, между прочим, интересно! Не каждый день парторга с торгфлота переводят на линейный крейсер. Не каждый новоиспеченный помполит красуется средиземноморским загаром на лице и орденом Красной Звезды на кителе. По кубрикам летают шепотки, что Иван Патрилос совершил на испанской войне что-то исключительно героическое и настолько же секретное. Мол, ему запрещено говорить – и точка! Слухи лишь прибавляют помполиту «Фрунзе» авторитета. Добавить к этому сложение, которое не то что Ахилла посрамит – бывших царских унтеров, а ныне младших командиров РККФ вводит в трепет и изумление.

Сейчас богатырская стать помполита к месту. Кажется, на мостике нет более прочной и устойчивой опоры, чем этот человек-гора. Нынешняя трепка способна сбить с ног любого, кроме него. Он помогает удержаться на ногах зазевавшимся, да к тому же сыплет шутками. Палуба уходит из-под ног?

– Американцы с их «русскими горками» за такой аттракцион деньги бы платили, – говорит он, – а нам страна оклад положила. Цените, товарищи! Правда, крупно не хватает восторженного или испуганного визга, но это издержки. Мы боевой корабль, нам тут женщины и дети не положены…

Волна с размаха бьет в бронированные стекла боевой рубки?

– Между прочим, – замечает помполит, – на Севере пришлось бы ее скалывать. Это для линкоров волна до рубки -редкость, а вот когда я ходил на Шпицберген за угольком на трампе в пять тысяч тонн…

Он говорит ровно, немного безразлично, и его слова успокаивают, если не сутью, так безмятежным тоном.

Только когда мать всех волн, дважды длинней, чем «Фрунзе», ростом до пулеметных площадок на мачтах, вырастает впереди – помполит молчит. Теперь все слова принадлежат командиру, живой утес лишь подпирает решение своим авторитетом. Когда удар минует, и короткий взгляд назад покажет, что корабль остался без венчающей башенную мачту стеньги с антеннами, – Патрилос вновь начнет шутить и балагурить.

– Это хорошо, – скажет он. – По крайней мере, никто не примет наш «Фрунзе» за новенький корабль с зеленым экипажем. Смотрят не на то, насколько тебя потрепало, а на то, в каком виде ты позволяешь себе войти в порт.

Капитан третьего ранга Ренгартен вошел в рубку. За его спиной с тяжелым вздохом затворилась броневая дверь -слегка изогнутая стальная створка двенадцати дюймов толщиной. Он на мгновение задержался, не оборачиваясь к командиру корабля, пережидал очередной момент смены взлета корабельного носа на падение. Зато потом – чеканный шаг, четкое отдание чести. Командиру послышался щелчок каблуков… разумеется, его нет. Слишком старорежимно, даже теперь, в сороковом году.

– Товарищ капитан первого ранга! Шифровка от наркома флота. Степень секретности и срочности потребовала от меня доставить ее лично и немедленно.

В бронированных стеклах растет стена черной воды, барашки пены белоснежны, словно снег с вершин кавказских пиков. Не всегда командир корабля лучший моряк на борту, но в случае каперанга Лаврова это так. И теперь человека, который обязан провести корабль через шторм лично, по причине сочетания долга, ответственности и мастерства, отвлекают от главной работы!

На Ренгартене сошлись взгляды, какие могли оторваться от вида за стеклом и от приборов. Словно приказ из Москвы имеет какое-то значение до того, как нос разобьет волну на обсидиановые осколки, до того, как вода заструится по якорным цепям, что по усам сказочника: «мед-пиво пил, в рот ни капли не попало».

Ренгартен ждет. Одна рука на поручне, другая протягивает блокнот с пронумерованными и опечатанными страницами. Протягивает напряженной спине командира.

У\ар волны на сей раз почти привычен: вода встает столбом из брызг на волноломе перед первой башней, разлетается в пыль, ее отмахивают от стекол боевой рубки диски-очистители. Несколько мгновений нарастающей тяжести, и из рубки открывается вид на холмистую равнину моря. Достаточно короткого взгляда, чтобы понять – в ближайшие несколько минут линейный крейсер не ожидает ничего опасного.

Командир корабля обернулся к Ренгартену.

– Что у вас, Иван Иванович? Посмотрим.

Крупные, разборчивые карандашные буквы.

«"Фрунзе" – быть в Салониках не позднее восемнадцати

ноль-ноль двадцать седьмого.

Галлер».

Командир на мгновение задумывается.

Ответ может быть один: подтверждение получения. Но и тут есть нюансы. Между «Подтверждаю получение» и «Подтверждаю получение, к исполнению приступил» -большая разница. Про «Подтверждаю получение, но исполнить из-за шторма не могу» говорить рано, корабль практически цел. Отказываться от выполнения задачи рано… а задача почему-то важная. Галлер должен знать, что за погоды стоят на Эгейском море. Опять же, приказ прислал нарком, а не командующий Черноморским флотом, которому «Фрунзе» формально подчинен.

Значит, действительно надо, кровь из носу. И все же есть зазор, время и место для принятия решения. Поворачивать сразу, теперь – подставить корабль разрушительным волнам. Ждать, пока шторм ослабнет, и тогда перекладывать руль? Выйдет крюк. Успеть можно – при условии, что не будет новых повреждений, что шторм действительно уляжется… Что выйдет верней?