Владимир Гораль - Боцман и Паганель, или Тайна полярного острова

Инуиты по окончании этого танца — камлания стали по очереди подходить ко мне и торжественно-трогательно прижиматься на несколько секунд своей щекой к моей, видимо в знак родственной расположенности. Мне пришлось присесть на ближайшие нарты, поскольку стоять, согнувшись в три погибели, принимая десятки таких тёплых поздравлений от новых родственников, стало просто напросто утомительным. Наконец и эта церемония закончилась. Снова появился Миник и без особых предисловий заявил: „Упряжка готова, Рони. Ивало ждёт. Я отвезу вас ближе к Уунартоку, а дальше вы пойдёте пешком. На все вопросы я отвечу в пути. Если ты откажешься ехать, то завтра я отвезу тебя обратно в Нуук. Ты свободный человек и кроме того теперь наш соплеменник, так-что тебе решать“.Противится особо я не стал, поскольку уже догадывался, что кульминация моей гренландской охоты произойдёт именно в Уунартоке. К тому же предлагаемое путешествие с красавицей-китобоем Ивало (то, что она всего три дня, как вдова Нанока я почем-то не вспомнил, или захотел не вспомнить) влекло меня как самое желанное приключение.

На собачьей упряжке мы втроём направились к Уунартокскому фьорду. Ехали молча, поскольку внезапное ощущение охватившей меня неловкости и неестественности происходящего напрочь отбило желание общаться со спутниками. Миник, почувствовав эту мою душевную маету, будучи человеком умным и воспитанным в большой мере в европейских культурных традициях, понял моё эмоциональное состояние и попытался завязать разговор. Однако я был настолько, как выражаются буддисты: „Обращён внутрь себя“, что мой деликатный соплеменник счёл за благо оставить меня в покое»

В этом месте, я извинившись, что прерываю, задал Брониславу Устиновичу давно занимавший меня вопрос: «Скажите, а вы действительно так долго не догадывались для чего ваши друзья инуиты, под предлогом охоты и с многочисленными ухищрениями, организовали ваше посещение их зимовья и последующее знакомство с одной из молодых женщин их рода?» Старый моряк бросил на меня пронзительный взгляд, от которого мне самому стало неловко и грустно усмехнувшись, ответил: «Знаешь, парень, представь себе не догадывался и довольно долго. Ты ошибаешься, поскольку твоя, как тебе кажется незаурядная проницательность плод иллюзии, которая обычна для читателя книги, зрителя кинофильма или слушателя какой либо занимательной истории, например детектива. Дело в том, что авторы всех вышеперечисленных жанров повествования, в отличии от их зрителей или слушателей обладают разумеется совершенно полным знанием их содержания».

Есть много приёмов увлечь читателя, слушателя или зрителя, например в детективе расставить множество логических ловушек или ходов в лабиринте догадок о том, кто же настоящий злодей, с тем, чтобы окончательно запутав, в конце выдать совершенно неожиданную развязку. Мой жанр это рассказ о том, что я действительно пережил и в отличии от авторов книг и фильмов у меня нет возможности, отбросив эмоции экспериментировать и выстраивать выбранную мной фабулу. Я рассказывая, увлекаюсь, оказываюсь во власти всё тех же эмоций и невольно выдаю более позднее знание, за более раннее, хотя бы на уровне намёков. У тебя, как у слушателя, возникает иллюзия собственной проницательности и недоумение по поводу моей, то есть рассказчика недогадливости. Слушатель, ничтоже сумняшеся, начинает приходить в восторг от самого себя и при этом получает не меньшее удовольствие, чем в первом случае, когда развязка для него неожиданна. Кстати способом наводящих подсказок так же частенько пользуются писатели и режиссёры для пущей завлекательности. Это лишь самые простые психологические приёмы.

Ты хотел спросить, как это я так долго не понимал (если называть вещи своими именами), что мне отведена в конечном итоге роль бычка-производителя для освежения крови одного из малочисленных и потому вырождающихся племён Гренландии. Ну во первых, я напомню тебе, что то были хотя и недавние, но для большинства советских людей более пуританские, наивные в смысле отношения полов времена. Я не был более продвинут или если хочешь более развращён чем вышеупомянутое большинство. Вопреки расхожим штампам, тогдашние советские моряки отводили душу почти исключительно в родных портах, да и то далеко не все. Вольное поведение за кордоном не то что не приветствовалось, но было просто опасным для будущего советского моряка. Впрочем и сейчас мало, что изменилось — за границей все наши не исключая морячков передвигаются по чужбине исключительно в составе троек или пятёрок во главе со старшим группы.

Я же попал в совершенно необычные обстоятельства, если хочешь в атмосферу книжных приключений. Ведь вокруг меня происходило чёрте что: охота на экзотических гренландских зверей, нападение белого медведя-маньяка и даже вполне реальная и жестокая смерть моего нового доброго знакомого Нанока. Мне и в голову не приходило, что возможно устроить подобную катавасию, только ради того, чтобы усатый боцман Друзь сошёлся с соплеменницей Миника и Джуулута. Да собственно никто и не устраивал. Инуиты не персонажи шекспировских трагедий и интригу плести не в состоянии. Они естественны, как сама Гренландия и если не предложили мне напрямую связь с одной из молодых женщин своего рода (кстати иногда их сородичи из других родов так и поступают), то только потому, что обычаи и ритуалы Калаалит Анори требуют более сложного и витиеватого, если угодно романтичного обхождения с чужеземцем избранным для обновления крови родного племени.

Как у многих древних народов, у инуитов кровная принадлежность к роду определяется по материнской линии. Что касается поведения той же Ивало, то европейские понятия нравственности в суровых условиях Гренландии просто не работают, поскольку здесь веками главенствовала одна единственная цель — Выживание. Упрекать молодую вдову-инуитку в стиле шекспировского Гамлета, мол:«…башмаков она еще не износила, в которых шла за гробом мужа как бедная вдова, в слезах»., было бы верхом ханжества и глупостью. Наверное в XIII веке было иначе (тогда на острове появились первые предки нынешних инуитов), климат был гораздо теплее, а земля покрыта зелёными лесами и пастбищами. Старик Маркс был прав, когда изрёк свою, ныне затасканную формулу: «Бытие определяет сознание»

Многое из этого пришло мне на ум во время той памятной поездки к Уунартоку. Какая жалость, что я не смогу распустить перед очаровательной инуиткой сверкающий павлиний хвост своего интеллекта. Не смогу почитать ей с десяток романтичных эстетских стихов, выученных ещё в ранней юности. Я задал тогда себе несколько вопросов. Вопрос первый: «Хочу ли я близости с Ивало?» «Ответ: „Конечно, да!“» Вопрос второй: «Существуют ли какие-либо моральные или нравственные соображения, которые могли бы помешать этому моему желанию? „Ответ: К чертям песцовым мою эстетскую душевную маету! Боцман-эстет и муки душевные! Отож!!! Я хочу её и точка!“»