Александр Борщаговский - Тревожные облака. Повести

День чудесный. Над вторым Курильским проливом голубой шелк неба и ласковое солнце. Катера то и дело подвозят к отстроенным цехам Северо-Курильского рыбозавода наливные кунгасы, полные трески и лососей. Тучи глупышей и чаек неутомимо очищают берег от рыбных отбросов. Строится город и порт: на бетонном фундаменте медленно ворочается многотонный кран.

Жизнь! Виктор любит ее: это видно по довольной ухмылке, по озорным огонькам в глазах. Коренные северокурильцы знают Виктора. Только и слышишь: «Витя!», «Виктор!» Кто-то спрашивает: «Когда за орденом, Витя?» - «Закончим навигацию,- солидно отвечает он,- и во Владивосток, за орденом. Только я один и не получил, не успел…» - «Не уйдет!»- рассудительно замечает усатый матрос, которому Виктор годится в сыновья. «Куда ж ему деваться?» - подтверждает Виктор.

Идти тяжело. Ноги вязнут в песке. Город пересечен бурливыми потоками. Чуть повыше летающие снежные и ледовые пласты, а рядом высокие травы, цветы. Бродят сытые пятнистые коровы холмогорской породы.

- Осенью во Владивосток, - повторяет Виктор.- Вместе с директором. Он обещал мне. Слыхали - Рапохин? Крепкий мужик! - с уважением говорит Виктор.- Он женился на радистке Кате. Жаль, вы людей наших не знаете,- с искренним огорчением замечает Виктор.- Она наш комсорг.

И еще другие снимки, другие воспоминания.

На Петропавловской судоверфи подходит к концу ремонт «Ж-257». Комсомольцы судоверфи не прекращали работы и после гудка: ремонтировали сверхурочно. На корпусе катера размашистая надпись мелом: «Гвардейский «Жучок». Так именуется теперь «Ж-257» в официальных бумагах и \в цеховых книгах.

Вот он спущен на воду - стройный, узкогрудый, уверенно сидящий на воде - и вспенивает зеленоватую гладь Раковой бухты. К рубке приварена металлическая, отлитая на судоверфи, доска с текстом Указа Президиума Верховного Совета СССР о награждении орденами участников героического дрейфа. В кубрике, кроме каютки капитана, появилась еще одна - для радиста. Маленький закуток - койка и место для рации ПАРКС-0,08. Переборки жилых помещений покрыты линкрустом, пол - линолеумом.

- Материала перевели! - с оттенком осуждения говорит дядя Костя, проводя рукой по узорчатой, шероховатой переборке. Потом сбивает на затылок промасленную кепку и ворчит: - Детскому саду лучше отдали бы, что ли. На судне главное-машина… Развели тут…

Дрейф оставил на нем свои меты. К вискам подкралась седина. Он сильно горбится, любит сидеть, переплетя на коленях большие, в рубцах и ссадинах, руки. Штаны заправлены в носки, а поверх лыжной куртки - рабочий пиджак, в мазуте и масле. Он только что из машинного.

- Лесу бы достать,- озабоченно говорит он.- Строиться надо… Я семью выписал…

В первых числах сентября 1954 года мы в Петропавловске ждали прихода «Норильска». На нем должны были приехать Саша и жена Виктора - девушка-кок с буксирного катера «Ж-159». Но радиограмма с «Подгорного» опередила «Норильск». Сообщили, что Саша уехал во Владивосток учиться, а жена Виктора сошла в Северо-Курильске и будет там ждать подхода катера «Ж-257».

Огорчение мелькнуло на загорелом, в светлом пуху, лице Виктора. Он снял фуражку и вытер вспотевший лоб. Потом улыбнулся, тряхнул темно-русыми волосами и сказал:

- Подождем! Не к спеху.

Казалось, ему приятно, что о жене переговариваются в эфире, что кто-то «докладывает» ему, кто-то ждет за сотни миль отсюда… Это не по телефону позвонить. Тут масштабы другие, тихоокеанские!

Саша добился своего: он окончил учебно-курсовой комбинат Министерства рыбной промышленности во Владивостоке. Он будет настоящим моряком.

Петрович живет с семьей в Темрюке. Возраст и плохое зрение не позволяют ему вернуться на море. Но и ему, видавшему в жизни виды, никогда не забыть тихоокеанского дрейфа. Молодым огнем загорелись его глаза, когда он увидел фотографию судового винта с «Ж-257» - трехлопастного, щербатого, изгрызанного океаном винта. Иной и не посмотрит на серую, безгласную фотографию. Для Петровича это жизнь. Отдыхай, Петрович! Ты боец, ты честно заслужил свой отдых.

Случилось мне повидать и Климова. По долгу службы он явился на причал рыбного порта, когда отремонтированный «Ж-257» уходил из Петропавловска на Парамушир. Климов стоял, как обычно, начальственно строгий, даже хмурый, и когда катер, подняв вымпел и флаг, отошел от причала, сказал кому-то из сослуживцев:

- Ни черта не понимаю! Как сон все это. А награждать орденами не следовало, во многом сами виноваты.- Потом, сообразив, что критикует слишком высокое начальство, он улыбнулся своей белозубой улыбкой и добавил:- Двести пятьдесят семь! Счастливое число! Не верь после этого приметам.

Люди, о которых я написал, живы. Они живут с нами, по верстам - далеко, а по сердцу - рядом. И остается сказать о них всего лишь несколько слов.

Виктор плавает на «Ж-257» старшим помощником, вместо Петровича. Николай Воронков снова кочегарит, теперь на большом пароходе «Чавыча» - приемной плавучей базе рыболовных судов. Сжигает в топках новые тонны горючего, ведет свой большой жизненный счет.

Удачи всем им!

Петропавловск-Камчатский - Москва

1954-1955

Патриотического воодушевления (нем.).

Внимание! Внимание! (нем.)

Встать! (нем.)

Ну-ка! Ударь, сильно ударь! (нем.)

Футболист? (нем)

Защитник? Нападающий? (нем.)

Бей в стену барака! (нем.)

«Как играть в футбол» (нем.)

Ганок, ганочек - крыльцо, крылечко (укр.)

Цвинтар - кладбище (укр.).

Гойдается - качается (укр.)

Хорошо. Веди его в комендатуру, Бергман, там эти кретины разберутся (нем.)

Эй, ты! Огня! (нем.)

Хорошо! Очень хорошо! Фокус! (нем.)

Часовщик (нем.)

Рабочий класс (нем.)

Вся веселая жизнь (нем)

Маленький фейерверк с кровью (нем.)

До свидания! (нем.)

Подарок (нем.)

Один! Два! Три! Четыре!., (нем.)

Воды! (нем.)

Принять ванну, сделать массаж (нем.)

Материнские руки (нем.)

Кровавая баня (нем.)

Страсть… Порыв (нем.)

С верой и усердием (нем.)

Красное знамя? (нем.)

Жених (нем.)