Патрик О'Брайан - Оборотная сторона медали

В противоположность Обри, доктор Мэтьюрин был, как обычно, небрит и, похоже, не посчитал нужным умыться. Он был в бриджах, расстегнутых на одном колене, нелепых чулках и замызганном старом плаще, который его слуга дважды пытался выбросить. Кроме того, он, видимо, пребывал в уверенности, что причёсанный щёткой старый парик придаёт ему приличный вид.

— Может быть, сэр, — сказал Бонден, — доктору лучше бы на плоскодонке вернуться назад, на корабль. Тут одна с овощами как раз задержалась. Он кивнул в сторону похожей на корзинку плоскодонки, стоящей у края причала, более устойчивого и подходящего перевозчика.

— Ерунда, — сказал Стивен, ступая на сходни. — Я отправляюсь на «Неудержимый». Они считают, что для меня эта погрузка, этот переход, как игра в кегли для собаки, — недовольно пробормотал он, переступая мелкими шажками.

Доска под его ногами дрогнула от лёгкого всплеска дальней волны, он пошатнулся и слабо вскрикнул, но Джек подхватил его сзади под локти, поднял и перенёс через планширь в шлюпку, где сильные руки передали его, как мешок, на кормовое сиденье.

Те же сильные руки помогли ему подняться по трапу флагмана, оберегая, следя за каждым шагом, напоминая об осторожности и придерживая. К тому времени, как Стивен добрался до квартердека, Джека, должным образом взошедшего на борт, уже встретили с подобающими церемониями и препроводили на корму. Однако там оказался мистер Бучер, бывший хирург «Норфолка», а теперь военнопленный.

— Добрый день, мистер Бучер, — сказал Стивен, — как любезно с вашей стороны прийти сюда. Я очень вам обязан.

У Бучера имелся необычайно богатый опыт, и хотя он не был особенно образованным и не обладал другими знаниями, кроме профессиональных, он владел таким даром диагностики, равный которому Стивену доводилось встречать редко.

— О, совсем нет, — ответил тот, — я так рад хоть немного отплатить вам за доброту, проявленную к бедному капитану Палмеру. — Он взял понюшку табака и добавил: — Мистер Мартин уже спустился вниз.

— Возможно, нам следует присоединиться к нему, — предложил Стивен.

— Полагаю, да, — ответил Бучер. — Но прежде позвольте спросить, почему вы оперировали здесь, а не отправили больного в госпиталь? На Ямайке, с её вредными испарениями и жёлтой лихорадкой, я бы это понял, но в таком здоровом месте, как Барбадос...

— Видите ли, на самом деле у него немного тяжёлый характер, он перессорился почти со всеми своими коллегами-медиками, в том числе и с персоналом госпиталя.

— О, в таком случае я его понимаю. Кроме того, хоть в госпитале и намного удобнее оперировать, с выживаемостью всё иначе. По мне, так пусть он лучше будет в море. Я видел, как после ампутации за неделю умирает целая палата, в то время как несколько человек, которых пришлось держать на корабле из-за недостатка места, выжили. Некоторые всё ещё живы.

Пациент казался не особенно тяжёлым. Он поблагодарил мистера Бучера за визит, поздравил с предстоящим освобождением — шведский корабль, который должен был доставить освобожденных под честное слово американских офицеров, встал на якорь этим утром — и передал привет друзьям в Бостоне. Но он знал, что вопрос, будет ли он жить, остаётся открытым, и остро чувствовал беспристрастные оценивающие взгляды Бучера. Он прекрасно понимал, что тот уже вынес свой приговор, и говорил всё быстрее, пытаясь доказать, что эта оценка неверна, что он вполне хорошо себя чувствует, а проблема с его раной и повторяющимися приступами лихорадки не имеет особого значения.

— Доброкачественный гной, — сказал он, заглядывая в лица врачей, — просто доброкачественный гной. Я тысячу раз такое видел.

— Ну, что скажете, сэр? — спросил Стивен, когда они снова оказались на квартердеке.

— Да, сэр, сказал Бучер, — как вы понимаете, это сепсис, но какой он примет оборот... Он взмахнул рукой, подчёркивая неопределённость, и добавил: — Если бы случились какие-нибудь военные победы, или он внезапно получил бы добрые вести, это могло бы изменить ситуацию к лучшему. Однако при нынешнем положении дел, возможно, стоит подготовиться к неблагоприятному исходу. Я полагаю, вы не собираетесь использовать никаких радикальных средств?

— Не собираюсь. У него слабое телосложение, усугублённое сильной раздражительностью, неудовлетворённостью и семейными неурядицами. Давайте теперь посмотрим, как там капитан Палмер.

К этому времени трибунал отклонил запрос трёх заключённых о том, чтобы их дела рассматривались отдельно. Обвинения против каждого зачитали со всеми необходимыми, но ужасающе нудными повторами юридических терминов, и неторопливо работающий механизм, который в итоге приведёт их к повешению, пришёл в действие.

При этом никто особо не старался установить личности преступников. Описания всех мятежников с «Гермионы» разослали по всем портам:

«Джордж Норрис, помощник канонира, двадцать восемь лет, пять футов восемь дюймов, бледное лицо, длинные чёрные волосы, стройный, на правой руке отсутствует верхний сустав указательного пальца, слева на груди татуировка — звезда, вокруг правой ноги — девиз «Honi soit qui mal y pense». Пулевое ранение руки».

«Джон Поуп, оружейник, сорок лет, пять футов шесть дюймов, светлая кожа лица сильно изрыта оспой, седые волосы, плотное телосложение, на правой руке вытатуировано сердце».

«Уильям Страчи, семнадцать лет, пять футов три дюйма, белый, тёмные волосы, плотное телосложение, на правой руке татуировка — имя и дата, 12 декабря».

С такими подробными приметами обсуждать было нечего, однако некоторые моряки утверждали, что уходили в плавание под псевдонимами, чтобы скрыться от долгов или от судебного распоряжения об алиментах, а обвинительное заключение с псевдонимами недействительно. Но этому не придали никакого значения — апелляции, которые могли бы пройти в Олд Бейли, в трибунале были бесполезны — так что большинство обвиняемых подтвердили свою личность.

Однако ни один не признал своей вины — виноватых, конечно, нужно искать в другом месте, и некоторые не постыдились указать, где именно, и назвать активных мятежников. Сейчас Аарон Митчелл страстно убеждал суд, что как шестнадцатилетний юнга, он не смог бы сопротивляться двум сотням разъярённых матросов, его бы просто прибили ни за что, попытайся он противостоять им, и что он с отвращением воспринял сдачу корабля испанцам, но был совершенно не в состоянии это предотвратить.

В его словах много правды, думал Джек — чтобы противостоять напору взрослых матросов, многие из которых разъярились и жаждали крови, как загнанные звери, молодому человеку потребовались бы необычайная сила и храбрость. Произошедшее переходило все границы — Хью Пигот, жестокий и властный капитан военного корабля, превратил «Гермиону» в плавучий ад.