Патрик О'Брайан - Оборотная сторона медали

— Отличная работа, Обри, просто великолепная! Боюсь, ни славы, ни денег с «Норфолка» вам не достанется, его постигла божья кара, и это самое главное. И я полагаю, вы получите деньги за пленных. И, конечно, есть еще ваши восхитительные призы. Нет, в целом я весьма удовлетворён результатами экспедиции. Мои поздравления. Давайте выпьем по стаканчику эля. Из моих запасов.

— Весьма охотно соглашусь, сэр. Но мне ещё нужно кое-что рассказать вам о пленных. С самого начала капитан «Норфолка» повёл себя очень странно: в первую очередь он заявил, что война закончилась...

— Весьма возможно. Вполне допустимая военная хитрость.

— Да, но были и другие странности, например, его увёртки, которые я не мог понять, пока не выяснил, что таким образом, что вполне естественно, он пытается спасти часть своего экипажа. Некоторые его матросы дезертировали из нашего флота, а некоторые даже участвовали в мятеже на «Гермионе»...

— На «Гермионе»! — воскликнул адмирал, и на его побледневшем лице промелькнул гнев при воспоминании о том злосчастном фрегате и ещё более злосчастном мятеже, когда его экипаж расправился со своим жестоким капитаном и большинством офицеров и передал корабль врагам в испанском Мэне. — Тогда погиб мой юный кузен, сын Дрого Монтагю. Ему сломали руку, а затем изрубили на куски. В тринадцать лет он был уже таким одаренным юношей, что большего и желать трудно. Вот трусливые негодяи!

— Мы с ними намаялись, сэр. «Сюрприз» ветром отнесло от острова, и кое-кому пришлось настучать по голове.

— Это избавит нас от необходимости их вешать. Но хоть кого-то вы оставили, я надеюсь?

— О да, сэр. Сейчас они на китобое, и я был бы очень благодарен, если вы переправите их оттуда как можно скорее. У нас нет других шлюпок кроме моей гички, а мои немногочисленные морские пехотинцы уже вымотались до предела, сторожа пленных вахту за вахтой.

— Их нужно отправить сразу на виселицу! — воскликнул адмирал, дёргая колокольчик. — О, как радостно мне будет видеть их болтающимися на рее, эту собачью падаль! Вы должны завтра прибыть вместе с Джейсоном, и тогда у нас будет достаточно капитанов, чтобы устроить трибунал.

У Джека сжалось сердце. Трибуналы он ненавидел. А ещё больше он ненавидел отправлять людей на виселицу. Кроме того, Обри хотел выйти в море, как только пополнит запасы воды и продовольствия для плавания домой. И учитывая явную нехватку старших офицеров в Бриджтауне, он подумал, что смог бы отплыть через два дня. Но возражать нет смысла. Секретарь и флаг-лейтенант адмирала тоже сидели в каюте, приказы уже отданы, и стюард внес в кабинет бутылки с элем.

Напиток оказался невыносимо шипучим и к тому же тёплым. Но как только все распоряжения были отданы, адмирал с явным удовольствием большими глотками опустошил стакан, после чего мрачное выражение покинуло его постаревшее лицо. После долгой паузы, во время которой слышались только тяжёлые шаги морских пехотинцев и звук отваливающих шлюпок, он сказал:

— Последний раз я видел вас, Обри, на ужине у Данганнона в Дефайансе, после которого мы играли тот отрывок из Глюка в ре-миноре. С тех пор я не имел удовольствия послушать музыку, кроме той, что играю сам себе. Кают-компания здесь представляет собой жалкое сборище: с десяток человек пищат на немецких флейтах и все фальшивят. Им только на еврейской арфе [2] Еврейская арфа или варган — музыкальный инструмент. Относится к самозвучащим язычковым музыкальным инструментам. При игре его прижимают к зубам или к губам, ротовая полость служит резонатором. играть, а голоса мичманов уже давно сломались, да в любом случае никто не может тут отличить «до» от «ре». Полагаю, у вас в Южных морях было то же самое?

— Нет, сэр. Мне больше повезло. Мой корабельный врач прекрасно играет на виолончели. Не один час мы музицировали дуэтом. А мой капеллан весьма умело обучает матросов пению, особенно Арне и Генделя. Когда не так давно я командовал «Вустером» в Средиземном море, он научил их одной из лучших ораторий из «Мессии» Генделя.

— Хотелось бы мне это услышать, — сказал адмирал. Он наполнил стакан Джека и продолжил: — Ваш врач — прямо настоящее сокровище.

— Он мой лучший друг, сэр. Мы плаваем вместе уже больше десяти лет.

Адмирал кивнул.

— Тогда я буду счастлив, если вы приведёте его сегодня вечером. Можем вместе расправиться с ужином, а потом немного помузицируем. И если он не будет возражать, я бы получил у него небольшую врачебную консультацию. Хотя, возможно, это неуместно. Я знаю, эти учёные господа придерживаются строгого этикета в отношениях друг с другом.

— Полагаю, сначала ваш врач должен дать своё согласие, сэр. Возможно, они знакомы, и это будет не более чем формальность. Мэтьюрин сейчас здесь, на борту, и если хотите, я переговорю с ним перед встречей с капитаном Гулом.

— Вы собираетесь нанести визит капитану Гулу? — спросил сэр Уильям.

— Да, сэр. Он опережает меня в капитанском списке на добрых шесть месяцев.

— Ну что ж, пожелайте ему счастья. Он совсем недавно женился. Его можно было бы счесть достаточно благоразумным, в его-то возрасте, и вот поди ж ты — женился. И его жена на борту.

— О Господи! — воскликнул Джек. — Я и понятия не имел. Конечно, я пожелаю ему счастья... И он взял её на борт?

— Да, чахлая хрупкая женщина с пожелтевшей кожей. Приехала из Кингстона на несколько недель, чтобы оправиться от лихорадки.

Сердце и мысли Джека были наполнены мыслями о своей жене Софи, и ему бы хотелось, чтобы она тоже была на борту, поэтому он упустил смысл слов адмирала, пока наконец не услышал:

— Будьте с ними повежливей, когда обнаружите. Эти медики — независимая и упрямая каста, и не стоит им перечить, пока не получите лекарство.

— Да, сэр, — согласился Джек. — Я буду учтив, как молочный голубок.

— Поросенок, Обри, молочный поросенок. Голуби не сосут молоко.

— Хорошо, сэр. Скорее всего, я их застану за обсуждением медицинских проблем.

И Джек не ошибся. Мистер Уотерс показывал доктору Мэтьюрину некоторые свои зарисовки наиболее типичных случаев проказы и слоновой болезни, с которыми ему пришлось столкнуться на острове. Что примечательно, картинки были отлично прорисованы и хорошо раскрашены: когда Джек вошёл, чтобы передать послание, то мельком взглянул на них и поспешил удалиться, дабы перекинуться словечком с адмиральским секретарём, прежде чем нанести обязательный визит капитану Гулу.

Мистер Уотерс закончил описание последнего рисунка с изображением слоновости нижней конечности, убрал его в папку и сказал:

— Я уверен, вы заметили, что многие люди, связанные с медициной, страдают ипохондрией, доктор Мэтьюрин.

Эти слова он произнес с вымученной улыбкой, и стало совершенно очевидно, что фразу он заготовил заранее. Стивен ничего не ответил, и доктор продолжил: