Владимир Фил - Путь к Океану

— Вадик, млядь, что это за фуфло мы слушаем?! Ты бы ещё Стасика-таракашку поставил. Давай наше!.. Во, годится!

Мы хлебнули рому и раскурили ещё одну папиросу под «Stormbringer» DEEP PURPLE.

— Давай, Дексон, продолжай, не томи, а то трава забористая, прибьёт ещё накер.

— Не ссы, Фил, ты же знаешь, что я убиваюсь, лишь когда захочу этого сам.

Итак — волны били, душа пела. Тут самое главное, чтобы движки не подвели, и рулевая машина. Продвигались еле-еле — узла три, не больше, рулями приходилось ворочать постоянно, чтобы борт волне не подставить. Она-то и не выдержала такого напряга — рулевая машина — сгорела, падла. Вот тогда и началась самая жопа, и я на собственной шкуре убедился, что древнее деревянное колесо находится в рубке вовсе не для красоты, а именно для таких случаев. Это только в кино штурвал вертится, как волчок, от лёгкого толчка женской ручки. Когда в девятибалльник волна бьёт по рулям, а тросовая передача идёт с них через весь пароход с кормы на нос, в рубку, одному это чёртово колесо с места не сдвинуть. Стояли вдвоём по бокам и тянули обеими руками на себя. Какая тут уже романтика, — за четыре часа изъёпываешься больше, чем за восемь на промысле, ведь, чтобы переложить руль на градус, нужно сделать полный оборот полутораметрового колеса.

В одну из таких весёлых вахт я и услышал по громкой связи поздравление капитана с восемнадцатилетием и, признаться, не понял поначалу — столько событий, что про днюху забыл напрочь.

— Что, и не отмечали совсем — в те времена восемнадцать значимой датой было всё таки?

— Старые запасы закончились, а из компаса спирт сливать никакой долпоёп тебе в такую штормягу не будет. Да и не до этого было, сам понимаешь, а потом забылось как-то…

Шторм стих, уходя на ост, мы завернули в Индюху, по спокойной воде рулили уже по одному. Всё таки в этом есть какое то колдовство, передача древней энергии, идущая в тебя от ручек штурвала, я нутром это ощущал, словами не объяснить. Тем временем наш электромеханик умудрился перемотать рулевую машину, и штурвальная эпопея закончилась. Но ты знаешь, Фил, иногда я вижу себя во сне за штурвалом парусника, хотя под парусами ходить не довелось.

Декс умолк, видно, он побывал там, за штурвалом и возвращался в реальность. Я тоже был под впечатлением рассказа, немного по-доброму завидуя другу. За окнами вставала предрассветная муть.

— А что, чейнч с нигерами состоялся?

— Кер там, в Мапуте война была, на берег не пустили, и барыг на шлюпках отгоняли от борта. Перегрузились на рейде и назад, в ЮВА, на этот раз без приключений. Разливай остатки, да по шконкам разбредёмся.

— Одно не могу взять в толк — как ты в 17 лет паспорт моряка загранплавания получить умудрился?

— Это уже отдельная история. За тех, кто в море! Салют!

— Салют!

В очередной раз, коротая время за нардами в баре «Ступеньки» на пару с Дексом, я заметил ему:

— Слушай, брат, может, вообще жить сюда переедем?

— А кули нам, старым волкам, ещё делать? Делюгу предлагаешь замутить?

— Может, дойдёт и до этого, мы же убиваем время, которого почти не остаётся!

— Время мы убивали до сорока, а после оно убивает нас, — философски ответил друг, задумчиво перебирая в руке камни (был его бросок). Куда лохи-то подевались?

— Думаешь, с нами сядут играть? Эт-то навряд ли, — заржал я.

Действительно, мы полгорода развели на нарды, и игровые лохи обходили нас стороной. Ещё бы, сколько придурков без мобил, машин и золота покидали заведение. На квартиры не играли из принципа — не кер человека с семьёй без крыши на головой, пусть и пустой, оставлять. В действительности, никакого развода не было, просто огромный опыт, играли почти всю жизнь и без шулерства обыграть нас можно было только случайно. Играли на равных, поэтому между собой играть быстро наскучило. Декс захлопнул доску с нардами и закурил, наполняя зал такими клубами дыма канабиса, что проснулся бармен:

— Дексон, может на улицу выйдешь, — простонал он. Меня пидоры из наркоконтроля прошлый раз чуть на анализы не забрали.

— Да не ссы в трусы, отмажу, ты просто им покурить не дал, вот и разозлил, — улыбнулся друг.

— Валяй тогда историю о том, как ты в 17 лет в Атлантику попал.

— Молча, из Луанды, — он явно решил поиздеваться.

— Хватит писдеть, старый анархист!

— Лады, слушайте.

После бурсы я получил направление на СРТМк «Хеви Метал», который стоял в межрейсовом ремонте на рейде Луанды, столицы Анголы. Туда мы летели из Шереметьево на Ил-62. Прикинь, стоим в аэропорту оба такие важные, разодетые в костюмы, деньги, дураки, сдали, вплоть до червонцев красных, как нам помполит велел, и тут вся команда вываливается в шортах и майках и усирается над нами:

«Вы же там сваритесь, идиоты, мля! А деньги накер сдали?» — «Так помпа же велел». «Вот и будете смотреть в посадочном зале, как мы пиво жрём. Ладно, салаги, не ссыте, и вам достанется».

Проходим досмотр, а там духи-солдатики сидят, бедолаги, с нас куеют — «Ребят, а служить когда?» — «У нас своя служба — рыбу Родине добывать», — гордо заявляет напарник, и проходит досмотр. Конечно же, мы и бабло заныкали, и пиво попили перед посадкой, и «Казбека» прикупили. В самолёте я снова выпал — после взлёта ремни отстегнули, и мужики закуривают: «Курите, пацаны, лететь долго — часов двенадцать». А стюардессы начали носить по рядам, вы прикиньте, братва, — коньяк с вином и лёгкие закуски! «Горячее будет после Будапешта, через два часа».

В Будапеште недолго посидели в порту, то ли экипаж меняли, то ли топливо добирали. Познакомились с негром, везущим жену-хохлушку «Родину показать». Ребёнок в коляске, беленький. «Ты что, дура, творишь, там же война!» — «Люблю его, — говорит, — а он воевать захотел за свою страну». — «Ну, тогда счастья вам». До Луанды часов восемь летели, два раза кормили — супчик какой-то, курочка с пюре, красная икра, ну и коньяк, конечно. Всё вкусное, обалдеть, да и наелись от пуза. «Пристегните ремни, наш самолёт совершает посадку.» — «Мля, — думаю, — мне и здесь некуёво было». Кореш приуныл — увиденное из люмика на подлёте ему тоже явно не понравилось — земля, докрасна выжженная солнцем, и спичечные коробки лачуг — всего говна с высоты видно не было.

Только вышли на трап — наши фильдиперсовые костюмчики насквозь потом пропитались, аж вода с них текла. Пока автобус ждали, чумазая детвора у нас клянчила всё, вплоть до НЗ — сухарей и банок воды для спасательных плотиков. Прикололись с туземцем, что, мол, не работаешь? А накер мне (по-русски) работать — нарву на пальме бананов, нажрусь, и ёпнусь пузом кверху под той же пальмой. Что пьют, спросить не успели, «автобус» подошёл — картонная коробка без окон и дверец, непонятно, как передвигающаяся. Загрузились и двинулись с горем пополам в порт. А по дороге, прикиньте, кучи говна никем не убирались до такой степени, что водила их объезжал. Везде бардак и разруха, только у зданий типа офисов или банков порядок и чистота.