Артуро Перес-Реверте - Корабли на суше не живут

Иногда я люблю полистать депеши и реляции XVII века, все эти брошюры и печатные листки, что в те времена выполняли роль газет, исправно информируя о военных успехах и подвигах, о новостях и королях. С годами мне посчастливилось собрать порядочную коллекцию, и теперь, когда в голове у меня начинает мерцать очередной эпизод из жизни Алатристе, я, бывает, коротаю вечерок за документами. Они помогают мне погрузиться в атмосферу эпохи и взять верный тон. Чтение это подчас повергает в уныние — особенно когда понимаешь, как мало все изменилось за четыре столетия, — подчас забавляет. Именно такой забавный документ я обнаружил не далее как вчера. Это реляция, датированная 1634 годом, речь в ней идет о похождениях троих испанцев, монахов Ордена мерседариев [55] Имеется в виду Орден Пресвятой Девы Милосердной для выкупа невольников, основанный в 1218 г. св. Петром Ноласко для выкупа — как это следует из названия — христианских невольников из мусульманского плена. , на борту французского ботика неподалеку от Сардинии. Позвольте мне рассказать эту историю, она чрезвычайно познавательна.

Маленький парусник под французским флагом держал курс к Вильяфранка-де-Нисо, на борту кроме троих монахов — Мигеля де Рамасы, Андреса Кории и Эуфемио Мелиса — находились лягушатник-капитан, четверо матросов да пятеро пассажиров. И буквально в нескольких милях от берега откуда ни возьмись летит на них турецкий бриг — а в те времена всех корсаров-мусульман стригли под одну гребенку, будь они хоть турки, хоть берберы, — и ну сигналить, чтоб на ботике зарифили паруса и легли в дрейф. Капитан подумал и счел за лучшее повиноваться. Нам, французам, объяснил он, с пиратами делить нечего, лучше мирно договориться о цене, заплатить и убраться подобру-поздорову. Но братьям мерседариям эта перспектива показалась не больно-то радужной. Вы-то заплатите деньгами, сказали, а мы — своею шкурой. Подданные испанского государя, к тому же — служители Господа, шугать нам до конца жизни сардин галерными веслами, а то — томиться в заключении где-нибудь в Алжире или Турции. В общем, монахи решили, что терять им нечего и чем ужинать в Константинополе, лучше уж пировать с Христом на небесах. А что до диалога культур, уточнили они, то пусть в него вступают капитанова и пиратская известно какие мамаши. Так что братия засучила рукава, подоткнула полы сутан, вооружилась чем бог послал — бог послал им четыре копья, три охотничьих ружья да три меча без рукоятей, — и, пригрозив экипажу, заперла всех — и матросов, и пассажиров — в трюм. Потом каждый обмотал рукоятку своего меча куском ткани, чтобы было за что держать, и, привязавши к левой руке подушку, изобразил себе подобие щита. А затем все трое преклонили колена на палубе и принялись молиться со всем усердием, на какое были способны. Славься, царица, матерь милосердия. И так далее.

А теперь окажите мне любезность и не спеша представьте себе произошедшую следом сцену — именно в ней изюминка всей этой истории. Вообразите корсарский бриг на двенадцать гребных скамей, подошедший к ботику с наветренного борта. Вообразите свирепых турок или берберов, пусть их аллах разбирает, — двадцать семь человек, как указано в реляции, и все столпились на носу у фальшборта, потрясая кривыми саблями и облизываясь от нетерпеливого предвкушения на манер спутников капитана Крюка. И еще представьте, какой издевательский поднялся гогот, когда они увидели на пустынной палубе троих святых отцов, самозабвенно осеняющих себя крестными знаменьями. И в то самое мгновение, когда турки перебросили уже абордажные крючья и вознамерились перебраться на борт ботика, трое мерседариев — мне они кажутся то совсем юными, то средних лет, жилистыми, сухими, но крепкими, об дорогу не расшибешь, истинные дети своего века, — вскакивают с колен, выстрелами в упор отправляют к праотцам троих ближайших к ним турок и с дикими воплями «Испания и Сантьяго!», «Иисус Христос и Пресвятая Дева!» — ну, то есть призывая к себе на помощь всех святых и Грааль из Бульяса в придачу, но не забывая выставить перед собою руку с подушкой на манер щита, — ввинчиваются в толпу корсаров, размахивая мечами как безумные и обрушивая удары направо и налево, вгоняя турок, натурально, в полное замешательство: эй, эй, любезнейшие, послушайте, тут какая-то ошибка, сейчас наша очередь на вас нападать! И рожи у турок в этот момент — как у койота Вилли [56] Койот Вилли и Бегучая Кукушка — герои мультсериалов Looney Tunes и Merrie Melodies ; во всех сериях изобретательный, но невезучий Вилли пытается кукушку поймать и изничтожить, но сам попадается во все свои ловушки. , когда на него свалится сейф, им самим же приготовленный, чтоб прихлопнуть Бегучую Кукушку.

И таким вот образом, отложив, верней, отшвырнув до лучших времен приличествующую духовному лицу кротость, братия за три минуты перерезала глотки дюжине — неплохо, да? — негодяев, а пятеро других сами бросились за борт: плюх, плюх, плюх, плюх, плюх. Оставшиеся же — многие из них уже были ранены — запросили пощады и сдались, увидев, как брат Мигель Рамаса приколол предводителя, а потом «насадил на то же копье еще двоих, когда бросился на него турок и вцепился зубами ему в руку, но тут на помощь пришел брат Андрес Кория и турка убил».

Не оплошали, короче говоря.

Случилось это 21 октября 1634 года, в день святой Урсулы и Одиннадцати Тысяч — плюс-минус одна-две — Девственниц. И что я могу добавить? Я в восторге от этой троицы.

Адмирал Хосе Игнасио Гонсалес-Альер, для друзей — Сисиньо [57] Адмирал Хосе Игнасио Гонсалес-Альер умер 26 октября 2014 г. , моряк нетипичный, с замашками — в хорошем смысле этого слова — просвещенного военного старой школы, из тех, что заседали в академиях, занимались науками, языками или историей. Культурный, я хочу сказать, моряк. Я вспоминаю его предшественников, в которых любовь к чтению книг спорила с любовью к родине. Может статься, именно поэтому они время от времени поднимали головы — не для того, чтобы заставить всех идти в ногу, этим как раз занимались их полные противоположности, безграмотные солдафоны и злобные животные, — но для того, чтобы их сограждане стали культурней и свободней, а бесчестные короли присягали на верность конституции. Как правило, расплатой за культуру и патриотизм становилось изгнание — во Франции или Англии у вояк-оптимистов было достаточно времени и места, чтобы вдоволь поразмышлять о неблагодарной сущности этой скорее мачехи, чем матери, по имени Испания. Один из этих адмиралов особенно мне дорог, потому что он, можно сказать, олицетворяет нашу национальную трагедию, — Каэтано Вальдес, командовавший «Пелайо» в битве при Сан-Висенте и «Нептуном» в Трафальгарском сражении. Во времена царствования этой свиньи в бакенбардах, короля Фердинанда VII, Вальдес за свою верность конституции 1812 года познал вначале неволю, потом ссылку.